Наперекор всему

– Я искренне рад, что именно вы согласились осуществить эту нелегкую миротворческую миссию, – сухим дипломатическим языком начал он, обращаясь к графине, – вы, близко зная императрицу, имеете возможность донести до нее, что Германия не хочет войны с вашей страной, что сегодня Россия больше всего должна страшиться своих союзников, которые, сговорившись за ее спиной, затевают тайный заговор. У меня есть достоверные сведения о том, что Англия, несмотря на все ее обещания, решила не отдавать России Константинополь и проливы и, по нашему мнению, после войны намеревается предложить Турции использовать ее силы против России… Германия предпочитает заключить с Россией мир, потому что нуждается в сильной монархической России, – сказал в заключение премьер, – и потому уверена, что две царствующие династии должны поддерживать старые монархические и дружеские связи… В Германии считают, что продолжение войны опасно для династии…

После встречи с министром Яговым графиня принялась сочинять письмо в адрес императрицы.

«Ваше Величество!

Сознаю всю смелость моего поступка писать Вашему Императорскому Величеству… В настоящее грустное время я, кажется, единственная русская, имеющая доступ к вам, Ваше Величество, которая находится во враждебной нам стране… Я нахожусь в плену, т. е. не смею выходить из моего сада, – и ко мне, сюда, приезжали довольно влиятельные в Германии люди и просили меня, если возможно, донести Вашему Величеству, „что теперь все в мире убедились в храбрости русских, и что пока все воюющие стоят почти в одинаковом положении, не будете ли Вы, государь, властитель величайшего царства в мире, не только царем победоносной рати, но и царем Мира? У Вас у первого явилась мысль о международном мире, и по инициативе Вашего Величества созван был в Гааге мирный конгресс. Теперь одно Ваше могучее слово, и потоки, реки крови остановят свое ужасное течение. Ни здесь, в Австрии, ни в Германии нет никакой ненависти против русских. Одно Ваше слово, и Вы к Вашим многочисленным венцам прибавите венец бессмертия. В Пруссии император, армия, флот сознают храбрость и качества нашей армии, и в этих обеих странах большая партия за мир, за прочный союз с Россией. Теперь все гибнет: гибнут люди, гибнет богатство страны, гибнет торговля, гибнет благосостояние: а там и страшная желтая раса, против нее стена – одна Россия, имея во главе Вас, государь…“. Я была совсем поражена, когда все это услышала из уст немцев. На мое возражение – что могу я – мне отвечали: „Теперь дипломатическим путем это невозможно, поэтому доведите вы до сведения русского царя наш разговор, и тогда стоит лишь сильнейшему из властителей, непобежденному, сказать слово, и, конечно, ему пойдут всячески навстречу“. Я спросила: „А Дарданеллы?“ Тут тоже сказали: „Стоит русскому царю пожелать – проход будет свободен“. Люди, которые со мной говорили, не дипломаты, но люди с положением, и которые лично знакомы и в сношениях с царственными правителями Австрии и Германии… Конечно, если бы Вы, государь, зная Вашу любовь к миру, желали бы через поверенное, близкое лицо убедиться в справедливости изложенного, эти люди, говорившие со мною, могли бы лично все высказать в одном из нейтральных государств, они только – эхо обеих враждующих сторон…»

«Ваше Величество, – так заканчивала свое письмо Васильчикова, – я себя чувствовала не в праве не передать все вышеизложенное, которое теперь, вследствие того, что ни в Германии, ни в Австрии нет Вашего представителя, мне пришлось высказать. Молю меня простить, если Ваше Величество найдете, что я поступила неправильно. Конечно, если бы Вы, Государь, зная Вашу любовь к миру, пожелали бы через поверенное близкое лицо, убедиться в справедливости изложенного, люди, говорившие со мною, могли бы лично высказать это в одном из нейтральных государств».

Вполне удовлетворенный духом и содержанием послания Николаи переправил письмо через нейтральную Швейцарию в Петербург.

2

В рабочем кабинете Верховного главнокомандующего было тепло и уютно. Вильгельм принял своего обер-разведчика, сидя в самом настоящем кавалерийском седле, которое последнее время часто употреблял вместо стула. Только таким образом кайзер чувствовал себя увереннее и давал понять другим, что несмотря ни на что, он, как и прежде «на коне», и никто не в силах выбить его из рыцарского сиденья.

Дождавшись благожелательного кивка императора, Николаи, как обычно, сначала охарактеризовал обстановку на Восточном и Западном фронтах. Коротко остановился на действиях русских войск, которые после захвата Перемышля, готовились к броску на Будапешт и Вену через Венгерскую равнину.