З л ы д е н ь. А благодарности от детей разве дождешься? Зять — он только взять, если будет чего дать, а после тещу вилами на печь подсадит.
Д а н и л а. Ей-богу, живи, да и хочется! К венцу на машинах в шашечку ездим!
С т е л л а. То, что в шашечку, еще не машина.
З л ы д е н ь
Г а р и к. Моей в полосочку снится, и чтобы своя.
З л ы д е н ь. Хотели бы мы видеть того, кому своя не снится.
Г а р и к. Многим автолюбителям тюрьма снится.
С т е л л а. Украсть тоже надо уметь.
З л ы д е н ь. Мы с тобой состыкуемся, Мухоморкина!
Д а н и л а. Видимо, на такую в шашечку и накрасть не легко?
С т е л л а. С таким интеллектом, как у моего, всю жизнь пешком ходить будешь.
З л ы д е н ь. Браво, Мухоморкина!
Г а р и к. Нашего соседа недавно посадили, так его баба моей на советскую власть жаловалась: разве, говорит, ему легко было на целую машину наворовать? Сколько, говорит, страху натерпелся, а его, бедного, еще и посадили.
Ф е д о р а. Веселые у вас соседи.
С т е л л а
З л ы д е н ь. Вот именно! В других странах железную дорогу украсть можно — и ничего! А тут за паршивую гайку, за ржавый костыль перед широкой общественностью отчитываться приходится. Как же — народное! А что мне гайка народная, если я свою железную дорогу хочу. Вот хочу — и все тут! И Волгу хочу!
Ф е д о р а. Так собери тысяч десять, да и купи. А не хватит, так в кассе взаимопомощи возьми…
З л ы д е н ь. А если я ту Волгу хочу, по которой теплоходы ходят?! Вот хочу ее, матушку, с теплоходами — и все тут!
Ф е д о р а. Тьфу! Тьфу! Тьфу! Это чтобы на трезвую голову такая дурнота привиделась?! Сгинь, дьявол!
Ф е д о р а
И г н а т. Где бы видела?
П а в л и н а. Однокомнатная у него.
З л ы д е н ь. А чтобы получить ее, я помог Игнату Степанидину мать в ордер вписать. Так что помолчали бы…
Ф е д о р а. И та местина, куда царь пешком ходит, в той клетушечке, где моются?
И г н а т. Зачем же? Раздельная.
З л ы д е н ь
С т е л л а. Не глухая, вижу.
Ф е д о р а. А потолок от пола высоко?
З л ы д е н ь. Пригнувшись ходить можно.
Ф е д о р а. И хлевчука, погребка, кладовочки никакой?
И г н а т. Я же говорю: крупнопанельная малогабаритная со всеми удобствами.
З л ы д е н ь. Но без архитектурных излишеств.
С т е л л а. Излишества?! Покойничков в одеялах выносят. Гробики на площадке не разворачиваются. Обхохочешься.
З л ы д е н ь. Правильно, Мухоморкина! Демагогия — наше вернейшее оружие. А неустроенность быта — ее неисчерпаемый источник. На этом пастбище я в основном и нагуливаю свой жирок. Трави дальше, Мухоморкина!
С т е л л а. Представляете, если такая каланча, как Игнат, даст дуба?
И г н а т. Ну, ты, Степанида, на меня пока одеяло не готовь, а если говорить как есть, то с невесткой было бы тесновато. Потому и решила со сватьей, что Михась как бы в примаки идет. Хорошо, что теперь молодые на это особенно не смотрят — лишь бы крыша над головой.
З л ы д е н ь
И г н а т. И Степанида, и человек ее тоже считают…
Ф е д о р а. Плохо считают и Степанида, и человек ее!
З л ы д е н ь и С т е л л а. А почему это плохо, хотели бы мы знать?
Ф е д о р а. Что-то я еще не слышала, чтобы хоть одному примаку сладко жилось.
Д а н и л а. Ну, это не в давние часы.
З л ы д е н ь
Г а р и к. Что в давние, то и в наши, один черт, — примачий хлеб собачий.
З л ы д е н ь
С т е л л а. Ну и пигмей! Моя мама тебе воды не замутила!
Г а р и к. Твоя мама мне вот где сидит!
З л ы д е н ь. Мухоморкина, принимай меры!
С т е л л а
Д а н и л а. Можно себе представить мирное сосуществование.
Ф е д о р а. Павлина про свою доченьку так рассуждает: хорошо в людях, но лучше при матери. А ты подумал, что твоего сыночка вот так под конвоем на кухню водить будут?
П а в л и н а. Ничего страшного, горшок о горшок и то, бывает, тернется.