Написанные в истории. Письма, изменившие мир

Преданный Вам Ив. Шмелев

препроводительная записка наркома по просвещению Анатолия Васильевича Луначарского председателю ВЦИК Михаилу Ивановичу Калинину

25 мая 1921

Прилагаю при сем письма писателя Шмелева. Его горькое послание по поводу судьбы его сына пришло ко мне с большим опозданием. Тогда же удалось добиться телеграммы за подписью Ленина о приостановке расстрела. Оказалось, однако, что сын его был расстрелян, да к тому же уже, кажется, в январе. Посылаю теперь его новое письмо, тоже очень горькое. Посоветуйте, Михаил Иванович, может быть, Вы распорядитесь через ВЦИК расследовать дело. Думаете ли Вы также, что Шмелева действительно следует вызвать в Москву? Академический паек мы ему дадим. Вот только с квартирами у нас очень скверно, боюсь вызывать кого-либо. У меня уже полтора десятка людей ютятся по углам у знакомых. Нет квартир, а тут еще международные съезды. Что скажете?

Нарком по просвещению А. Луначарский

Секретарь А. Флаксерман

Приложение: два письма Шмелева

И. С. Шмелев — А. В. Луначарскому

15/III 21. Симферополь, Казанская, 22, кв. Тренева

Многоуважаемый Анатолий Васильевич,

Глубоко тронут отзывчивостью Вашей к моему отчаянному положению и признателен Вам глубоко. Я получил и первую Вашу телеграмму-извещение, и копию телеграммы ревкому. Эта последняя за подписями председателя В<сероссийского> Ц<ентрального> <Исполнительного> К<омитета> и Вашей может очень помочь мне в деле отыскания следов сына, и всем нам, писателям, ибо положение писателей здесь очень тяжело. На сих днях Вы получите выражение нашей коллективной благодарности и глубокой признательности.

О своем деле могу сказать, что пока ничего существенного не добился. На телеграфный запрос из центра о деле моего сына, полученный недели 2 тому <назад>, когда я искал следов в Феодосии, пока ровно ничего особ. отд. 4<-й> армии не сделано. По кр<айней> мере, вчера, когда я явился в особ. отд. узнать, мне еще не могли ничего опред<еленного> сказать, но обещали, уже по моему настоянию, прочтя копию телеграммы ревкому, за подписями председателя В<сероссийского> Ц<ентрального> <Исполнительного> К<омитета> и Вашей, собрать быстро справки. На благоприятный результат я не надеюсь: прошло уже 3 ¹/₂ мес. со дня отнятия у меня сына. Ознакомившись с факт<ической> стороной дела о сыне, начальник особого отдела заявил только, что за это не могло бы быть расстрела. Мне кажется, что необходим категорический приказ дать мне все исчерпывающие сведения. Тогда я поеду отыскивать сына, где бы он ни был. Это теперь вопрос и цель жизни моей. Жизнь и смерть — что-либо одно. Молю Вас, продолжите заботу Вашу. Помогите правде, ибо правое дело мое, и горе огромно. Ваш голос явился для меня первым проблеском за эти 4 мес. черных дней. О, Вы не знаете, Вы многого не представляете, что пережито, что было, что непоправимо, что страшно. Слезы затопили, неслышные, невидимые слезы безвинно страждущих. Сил нет сказать, продумать, осознать. Знайте, что всякое движение облегчить горе-слезы — теперь имеет значение и силу величайшие. И благословенна, да будет отозвавшаяся человеческая душа.

Еще раз — низкий поклон Вам, спасибо безмерное! Ваше слово — опора и укрепление веры в человека и жизнь неумирающую. Не откажите завершить его. Только приказ, властный приказ из центра может ускорить и, б<ыть> м<ожет> спасти. Мой сын — это только капля, капля и страшном потоке, столько невинных унесшем. Это только частная боль в болях огромных. Но и то, что Вы сделали, огромно, и б<ыть> м<ожет> оно приведет меня хотя бы к уже отшедшему, упущенному навсегда. У меня уже нет надежд.

Преданный Вам до смерти Ив. Шмелев

Симферополь, Казанская, 22, кв. Тренева (Постоянный адр.: Алушта)

Многоуважаемый Анатолий Васильевич,