Хозяйка Софронии сидела на табурете, крепко сжав руки в перчатках, с ужасно бледным видом, однако спину держала ровно.
– Пока все идет хорошо.
Проблему вызвал юный возраст Софронии; он же являлся и залогом ее выздоровления: ткани были здоровыми и крепкими, а сама девушка – очень жизнестойкой. Если операция пройдет успешно и не будет заражения (или оно сведется к минимуму), она выживет. Если…
Слишком много подобных «если» мельтешат над головой врача во время операции. Хорошо, что чаще всего они держатся на уважительном расстоянии и едва слышно жужжат на заднем плане.
Готово.
– С одним справились, теперь второй, – пробормотала я, после чего обмакнула стерилизованную марлю в сырный лосьон и нанесла его – с некоторым сомнением – на шов. – Идем дальше.
Работать с кишечником проще, хотя и неприятнее. Чтобы не загрязнять воздух сажей, я не стала разводить огонь, так что в приемной было холодно. Несмотря на это, я запарилась, капли пота стекали по носу и сзади по шее.
Жизнь девочки эхом звучала в моих руках, пульс, судя по крупному сосуду на поверхности матки, оставался сильным и ровным. В одном ей повезло: матка не повредилась и выглядела вполне здоровой, да и на ощупь тоже была нормальной, хотя таким образом трудно судить о внутренних повреждениях. На мгновение я закрыла глаза, проникла глубже и нашла необходимое. Открыв глаза, я вытерла кровь, сочившуюся из надрезанных тканей, и потянулась за чистой иглой.
– Сколько времени прошло, Рэйчел?
– Двадцать минут, – ответила она тихим голосом. Я с тревогой посмотрела на нее, но моя помощница стояла ровно и внимательно смотрела на вскрытый живот пациентки. Сама Рэйчел была на четвертом месяце и уже слегка округлилась.
– Не волнуйся, – успокоила я ее. – С тобой такого не случится.
– Ты уверена? – еще тише спросила она.
– Да. Если я буду рядом с тобой во время родов.
Рэйчел едва слышно усмехнулась и вновь взялась за капельный дозатор.
– А как же иначе, Клэр.
К концу операции Рэйчел уже подрагивала от холода, тогда как меня можно было выжимать. Тем не менее, я радовалась победе – пусть и временной. Свищи зашиты, протечка устранена. Я промыла хирургическое поле солевым раствором, и органы заблестели, тело, очищенное от фекальных масс, заиграло прекрасными глубокими цветами.
Пару секунд я полюбовалась компактным расположением тазовых органов, потом заметила на полотенце желтоватое пятно – из катетера текла струйка мочи. В современной больнице я бы оставила катетер на время заживления, но тогда без дренажного мешка не обойтись; к тому же вероятность раздражения и инфекции от него намного больше, чем пользы, так что я убрала приспособление. Струя вскоре исчезла, и я шумно выдохнула.
Когда я взяла чистую иглу с шелковой нитью, чтобы зашить разрез, в голову мне пришла одна мысль.
– Рэйчел, хочешь посмотреть? В смысле, глянуть поближе? – Софрония все еще находилась под действием эфира. Проверив ее дыхание и цвет лица, Рэйчел обошла стол кругом и встала рядом.
В военных лагерях и на поле боя она видела много всего, так что вряд ли ее напугала бы кровь или вид внутренних органов. Нет, Рэйчел беспокоило что-то другое.
– Это… – Она громко сглотнула и осторожно положила руку на свой живот. – Это прекрасно, – прошептала она. – То, как создано тело. Как все это работает.
– Действительно. – Трепетный настрой Рэйчел и меня заставил понизить голос.
– Бедный малыш… да и сама она еще совсем дитя…
На глаза Рэйчел выступили слезы. В ее взгляде явно читалось: «Такое может случиться со мной».
– Да, – согласилась я. – Возвращайся к дозатору, буду зашивать. – Я обмакнула руки в миску со смесью спирта и воды, и тогда меня снова осенило.
Идея вызывала отвращение, и все же…
– Миссис Брэдшоу, – позвала я. Хозяйка Софронии сидела, склонив голову и обхватив себя руками – то ли замерзла, то ли придремала. Однако, услышав мой голос, тут же откликнулась:
– Закончили? Она жива?
– Жива, – ответила я. – И, надеюсь, продолжит жить. Только… – Я не решалась задать вопрос этой женщине. – Пока я не наложила швы… Может, провести одну быструю процедуру, чтобы Софрония больше не забеременела?
– Такое возможно? – удивилась миссис Брэдшоу.
– Да. Операция простая, но необратимая. Она никогда не сможет иметь детей. – Вокруг меня мелькало целое облачко надоедливых «если».
Софронии тринадцать, она рабыня. Хозяин ею пользуется. Если в ближайшее время она опять забеременеет, это причинит ее здоровью серьезный вред, а то и вовсе приведет к смертельному исходу. Вынашивать ребенка для нее теперь небезопасно, хотя, опять же, беременность представляет опасность для любой женщины. А «никогда» – слово серьезное.
Миссис Брэдшоу медленно подошла к столу, глянула на разрезанное тело, наполовину прикрытое простыней, и резко отвела взгляд. Зрелище оказалось либо ужасным, либо чересчур притягательным. Я вытянула руку, чтобы остановить ее.
– Ближе не подходите.