Написано кровью моего сердца (СИ)

"Прекрасный аргумент, лорд Джон - и уверен, что ему удастся найти благосклонность генерала Вашингтона. К сожалению, Конгресс и Король до сих пор валяют дурака... остаются в натянутых отношениях по вопросам обмена; в настоящее время не существует механизма, позволяющего обмениваться пленными."

Его словно под-дых ударили. Он слишком хорошо знал, что никаких официальных каналов обмена не существует; он и сам пытался обменять Уильяма в течение нескольких месяцев.

Смит перевернул бутылку вверх дном, вытряхивая последние янтарные капли в кружку Грея.

"Вы читаете Библию, полковник?" Грей смотрел на него пустыми глазами.

"Не имею привычки. Хотя я ее прочитал. Кое-что. Некоторые отрывки. А что?"

"Просто подумал, насколько вам знакомо понятие "козел отпущения."

Смит слегка откинулся на стуле, глядя на Грея своими прекрасными, глубоко посаженными глазами, которые, казалось, излучали неподдельную симпатию - хотя, возможно, это было просто следствием яблочной водки.

"Потому что боюсь, что теперь в этом заключается ваша главная ценность, полковник. Не секрет, что Континентальная армия находится в самом жалком состоянии, ей не хватает денег, разочарований и дезертирства хоть отбавляй. Ничто не может так ободрить и сплотить войска - или послужить более мощным сигналом генералу Клинтону,- чем открытое судебное разбирательство, и очень публичная казнь высокопоставленного британского офицера, осужденного шпиона и близкого родственника печально известного "Грея - Без кремней."

Он деликатно срыгнул и поморгал, по-прежнему не сводя с Грея глаз.

"Вы спросили, что я намерен с вами делать."

"Я этого не спрашивал."

Смит замечание проигнорировал, уставив на него длинный узловатый палец:

"Я отошлю вас к генералу Уэйну, у которого на сердце высечено "Паоли," уж поверьте."

"Как это для него, наверное, болезненно,"- вежливо сказал Грей - и осушил кружку.

EINE KLEINE NACHTMUSIK

Маленькая ночная серенада

БЕСКОНЕЧНЫЙ ДЕНЬ неохотно заканчивался, жара наконец начинала постепенно уходить из леса, вместе с убывающим светом.

Нет, он вовсе не предполагал, что будет доставлен непосредственно к генералу Уэйну, разве что сия достойная особа окажется на расстоянии вытянутой руки, каким-нибудь чудом. Даже не думал.

Сейчас он уже мог сказать - руководствуясь некоторыми звуками и ощущениями,- что они находятся где-то в лагере, очень небольшом, на привале, и полковник Смит явно старший из присутствующих здесь офицеров.

Смит просил его - так сказать Рro forma, условно, дать ему слово чести, - и был серьезно озадачен, когда Грей сделать это вежливо отказался.

"Если бы я в самом деле был британским офицером, должным образом уполномоченным,"- заметил Грей,- "то, очевидно, моим долгом было бы отсюда поскорее сбежать."

Смит пристально смотрел на него, неяркий свет скрывал его лицо в полумраке, и Грей не был вполне уверен в том, что тот не пытается спрятать улыбку. Но, возможно, это ему только показалось.

"Вы не сбежите," - сказал Смит твердо, и вышел.

Грей услышал короткое бурное обсуждение, наскоро проведенное приглушенными голосами тут же, за пологом палатки - и лишь для того, чтобы решить, что делать с ним дальше. В лагере милиции, на марше, не было никаких условий для содержания заключенных.

Про себя же Грей развлекался сочинением забавных шарад, в которых Смиту уготована была участь делиться своей узенькой детской кроваткой с ним, Греем - в интересах сохранения безопасности пленника.

В конце концов, явился капрал, неся с собой набор ржавых кандалов, выглядевших так, будто в последний раз их использовали во времена Испанской инквизиции, и отвел Грея на другой конец лагеря, где солдат, бывший, по-видимому, кузнецом в своей прежней, частной жизни, сковал их вместе крепким молотком, использовав плоский камень как наковальню.

Он испытал странное чувство, стоя на коленях, на земле, в сумерках, с группой заинтересованных милиционеров, собравшихся в круг поодаль, чтобы наблюдать за экзекуцией.

Его заставили наклониться вперед, почти припав к земле, и сложить руки перед собой, как будто они собирались его обезглавить - и удары молота по металлу эхом отозвались в костях запястий и в предплечьях.

Он не сводил глаз с молотка, и не только из опасения, что в сумерках кузнец промахнется мимо своей цели, и разобьет ему руки.

От выпитого накануне, и от нарастающего страха, в котором он не хотел признаться даже самому себе, он особенно остро чувствовал смешанные любопытство и враждебность окружающих; он ощущал их, как надвигающуюся грозу, когда электрические разряды ползут по коже, и удары молний грозят вам полной аннигиляцией, уничтожением, - ощущал так близко, что мог слышать ее резкий запах, смешанный с вонью от пороха и тяжелым, едким запахом мужского пота.

Озон. Его ум ухватился за это слово - небольшой побег в рациональность. Именно так Клэр называет запах молнии.