Напиши мне про любовь

Жаклин, любившая плотно поесть, мигом проглотила жесткий, как подошва, омлет, перченую колбасу и тост, затем перешла к бутерброду с сыром, который предусмотрительно захватила с собой.

— А где остальные? — спросила Бетси.

Жаклин неуверенно заглянула в сумку:

— Я взяла только один.

— Да я не про сыр, тупица, — про писателей. Нет именно тех, кого мне больше всех хотелось бы видеть, — этих ваших Валери.

— Валери Валентайн не собиралась приходить, — просветила ее Сью. — Она ведь самая яркая звезда и вряд ли станет показываться на публике больше одного раза в день. Наверное, появится вечером на коктейль-пати.

— А вторая?

— Может, заболела.

Жаклин подозревала, что предположение верно, хотя и не в том смысле, который вкладывала Сью. Видать, нервы Джин все-таки сдали от напряжения. А может, подружка надумала взбунтоваться? Жаклин не сомневалась, что прибыть на конференцию Джин вынудили, — скорее всего, старушка Хэтти. Чтобы избежать разоблачения, Джин пошла бы на все — настоящая мечта шантажиста.

Но это вовсе не обязательно значило, что все прочие авторы подвергались такому же нажиму. Большинство из них горели желанием лишний раз покрасоваться на публике. Однако перемена в настроении Джо-Виктора позволяла предположить, что в полку бунтовщиков прибыло. Только вчера он вроде бы наслаждался нелепым торжеством, а сейчас, после своей вспышки, погрузился в мрачное молчание, ни разу не подняв глаз от тарелки.

Жаклин подумывала, не обсудить ли эту интригующую тему с Бетси, но решила, что не стоит. Зачем делать за революционеров их работу?

В заключение завтрака прозвучали речи двух гостей — рецензента любовных романов и редактора, который воздал хвалу писателям — за то, что помогают ему зарабатывать кучу денег. Виктор направился было к столику Жаклин, но Хэтти вовремя ухватила его за воротник и увела.

— Знаешь его? — спросила Бетси, от которой не укрылась эта немая сценка.

— Кого?

— Вон того роскошного мачо в наряде Веселой вдовы. Не понимаю, как так получается, — с грустью продолжала Бетси, — но почему-то самые фактурные мужики всегда оказываются самовлюбленными свиньями.

Пожав плечами, Жаклин двинулась к выходу, Сьюзен поспешила следом.

— Ты на какой семинар?

Жаклин заглянула в программку, напечатанную — разумеется! — на розовой бумаге.

— Никак не могу выбрать между «Как писать эротический любовно-исторический роман» и «Классический образ героя-любовника». Виктор наверняка отправится именно туда.

— Значит, я иду на другой. — Сьюзен поджала губы.

— Погоди-погоди, это еще не все. Как тебе «Романтические наряды для героинь и авторов»? Или вот: «Создание настроения — лунный свет, напудренные парики, шпаги и корсеты, почитание девственности».

— Твоя подруга права! — вырвалось у Сью. — Это просто отвратительно! Сплошная похоть и примитив! Я иду гулять — хочу глотнуть свежего воздуха.

И она убежала, прежде чем Жаклин успела сообщить, что на Манхэттене не так-то просто раздобыть свежий воздух.

Жаклин вновь уткнулась в программку. Семинар про «создание настроения» казался самым дебильным, а значит, самым занимательным, но, с другой стороны, ведь она поставила себе цель — написать эротический любовно-исторический роман. И пусть она на сто процентов уверена в своей способности сотворить бестселлер без посторонней помощи — чем черт не шутит, вдруг семинарчик подкинет какие-нибудь полезные идеи.

Сиреневым облаком Жаклин проплыла по фойе, хватая на ходу рекламные буклеты со стендов издателей. И вскоре наткнулась на Дюбретту.

— Глазам своим не верю! — воскликнула акула пера. — Не возражаете, если я вас щелкну?

— Ничуть.

Жаклин принялась послушно позировать. Зонтик приподнять вот так, шляпку надвинуть, чтобы закрывала лицо... Жаклин вертелась и гримасничала, пока Дюбретта не объявила:

— Все, довольно. От большинства моих читателей сатира ускользнет, но кое-кто ее уловит. «Одна из писательниц на...»

— Ну уж нет, никакой анонимности! — возмутилась Жаклин. — Мой псевдоним — Валери фон Хенцау.

— Как скажете. — Дюбретта застрочила в своем блокноте. Жаклин нахально заглянула ей через плечо, но та язвительно хмыкнула: — Придется потерпеть до свежего номера. Никто, кроме меня, моей скорописи не прочтет. Видели сегодня утром мою колонку?

— Угу. И как только ваше перо не растворяется в таком обилии желчи?

— Погодите — кажется, я напала на занятный след. Если удастся, взорву к черту всю эту... Что за дьявольщина?.. Вы кто, гипнотизерша? Интересно, я единственная идиотка, изливающая вам душу?

— Нет. Кстати, как вы себя чувствуете? Лучше?

— Со мной все отлично. А почему вы... А-а. Да нет, все в порядке, Врожденная пакость, но с этим можно справляться.

Жаклин внимательно посмотрела на журналистку. Сегодня Дюбретта выглядела какой-то серой и больной.

— Не стоит со мной откровенничать, — беспечно отмахнулась Жаклин. — Отродясь не была любопытной.