Во время короткого разговора Мустье и графа д\'Андуина случилось, как выяснится потом, необратимое.
Король, услышав шепот графа, приоткрыл занавеску. Мустье дал знак немедля ее закрыть. Но было поздно. На площади перед трактиром стояли двое молодых людей и рассматривали прибывшую карету. Один из них, некто Друэ, был сыном городского почтмейстера, второй – его друг, местный пьяница.
«Надо бы проверить документы у хозяев такой богатой и большой кареты», – предложил Друэ, служивший до революции в полку принца Конде и знавший толк в каретах.
Услышав эти слова, Мустье молча вынул из сумки подорожную и паспорта.
«Значит, этот толстяк – дворецкий? – усмехаясь, сказал Друэ, возвращая документы. – Сдается мне, что этот дворецкий, который прячется за занавеской… очень похож на свое изображение на пятидесятиливровой купюре».
Мустье почел за лучшее не понять иронии. Он подал знак, и карета тронулась. Не сменив лошадей, они отправились далее – в Клермон.Как писали потом газеты, «Друэ узнал короля по изображению на пятидесятиливровой ассигнации». Но Мустье уверен, что это ложь, – просто
Кто-то, скакавший впереди…
Когда карета выехала из городка, король поднял занавеску и засыпал бедного Мустье раздраженными вопросами: «Что происходит?.. Где, наконец, солдаты, которые должны быть по всей дороге? Почему нас никто не встречает?» Но Мустье решил ничего не объяснять королю. Он сказал только, что дорога свободна и это главное, а солдаты, видимо, ждут их в Клермоне.
Но в Клермоне случилось то же, что и в Сен-Менеуле – их опять никто не встретил.
Отчаявшийся Мустье направил карету к трактиру, и история повторилась: из окон слышались пьяные крики солдат, а у дверей расхаживал граф де Дама.
Граф торопливо подошел к дверце кареты и заговорил шепотом с королем, сидевшим за опущенной занавеской: «Ваше Величество, я – это все, что осталось от моего отряда. Остальные сейчас пьянствуют с национальными гвардейцами. Быстрее уезжайте, Ваше Величество!» И он торопливо удалился.
И тут у кареты вдруг вновь возник
Мустье поблагодарил и ответил: «Мы справимся сами».
«Боюсь, уже нет, – в голосе лейтенанта сквозила усмешка. – Давайте, гражданин, я разбужу вам в помощь отряд национальной гвардии».
Мустье сказал, что его господа «не столь важные персоны и не привыкли путешествовать с таким эскортом».
На что лейтенант все с той же нехорошей усмешкой заявил, что его предложение вызвано «исключительно опасностью, которой могут подвергнуться путешествующие, проезжая ночью лесом».
Но Мустье, чувствуя непонятную робость перед этим наглым недоростком, повторил, что защититься от бандитов они сумеют сами. И торопливо крикнул кучеру: «Трогай!»
Лейтенант только расхохотался им вслед.