Наполеон

Далее Коленкур рассказывает, что Наполеону повсюду виделись убийцы, что он говорил, что предатели бросили его, и что Бурбоны сделают все, чтобы избавиться от него. Затем Наполеон сказал Коленкуру: «Очень скоро меня не станет. Тогда передайте мое письмо императрице; сохраните ее письма вместе с портфелем, где они хранятся, чтобы вручить их моему сыну, когда он станет большим. Передайте императрице, что я верю в ее привязанность; что ее отец плохо обошелся с нами, чтобы она попыталась получить для сына Тоскану, что это моя последняя воля. У Европы нет никаких причин, чтобы не обеспечить ему приемлемое существование, ведь меня уже не будет! Скажите императрице, что я умираю с чувством, что она дала мне все то счастье, которое от нее зависело, что она никогда не была поводом даже для малейшего моего недовольства, и что я сожалею о троне только из-за нее и сына, которого я сделал достойным управлять Францией».

По словам Коленкура, Наполеон «говорил слабым голосом, с выражением страдания и частными перерывами»[181].

Видя состояние императора, Коленкур стал умолять позволить ему позвать гофмаршала двора. Он хотел пригласить доктора Ивана, но Наполеон отказывался видеть кого-либо.

Коленкур пишет: «Напрасно я искал предлог выйти, чтобы позвать кого-нибудь; он удерживал меня с силой, которой невозможно было сопротивляться. Двери были закрыты, и камердинер не слышал меня. Икота все усиливалась; его руки и ноги напряглись; желудок и сердце – словно взбунтовались. Первые позывы рвоты оказались напрасными: показалось, что император не выдержит. Холодный пот сменялся горячим жаром <…> Его кожа была сухой и холодной; местами она была покрыта ледяным потом: я подумал, что он так и испустит последний вздох у меня на руках, и на этот раз я смог вырваться, чтобы позвать камердинера или Рустама, а также вызвать доктора»[182].

Историк К. К. Абаза описывает дальнейшее так: «Когда Коленкур ушел, Наполеон задумал покончить с собой. Этот железный человек не выдержал гнетущей тоски и принял яд, который держал при себе со времени похода в Россию. В три часа ночи он опять велел позвать Коленкура; отдал ему портфель и письма для передачи жене и просил не оставлять его семейства. Тогда Коленкур догадался, в чем дело, у него потекли слезы. Он хотел броситься за доктором, но Наполеон остановил его. Однако яд не подействовал: случилась рвота, а потом упадок сил. “Судьба решила, что нужно жить, – сказал он, – ожидать, что она пошлет”. Пришел Макдональд, от которого этот случай скрыли. “Вы благородный человек, – сказал ему бывший император, – и я хотел бы вас наградить не одними словами. Почестями я не распоряжаюсь больше, денег у меня нет, да вы и не захотите их. Вот сабля, которую часто я носил. Сохраните ее в память обо мне и передайте вашим детям”. Макдональд обнял Наполеона, и они расстались»[183].

И снова продолжим чтение «Мемуаров» Армана де Коленкура: «Его волнение, его крайнее недовольство малой эффективностью того, что он принял, не поддается описанию. Он призывал смерть с таким пылом, с каким не всегда просят о сохранении жизни. Речь шла об опиуме. Я спросил, как он его принял; он ответил, что размешал его в воде. Я осмотрел стакан, стоявший на его столе, а также какую-то небольшую бумажку, лежавшую рядом. Там внутри что-то еще оставалось. Приступы тошноты стали еще более жестокими, он уже не мог сдержаться, и его начало рвать. Тазик, который я поднес ему, немного запоздал; в него попала лишь часть первой рвоты, которая, впрочем, возобновилась еще и еще раз, выдавая нечто серого цвета. Император впал в отчаяние от того, что его желудок избавлялся от того, что он выпил; мои вопросы позволили мне узнать, что он носил яд в маленьком пакетике на шее со времен Малоярославца, не желая подвергаться риску попасть живым в руки врагов, а доза была такова, как его уверили, что могла убить двух человек»[184].

Наполеон сказал:

– Как тяжело умирать в своей постели, в то время как так легко распрощаться с жизнью на войне…

Потом появился доктор Александр-Урбэн Иван, и Наполеон попросил его:

– Доктор, дайте мне другую более сильную дозу, чтобы то, что я принял, завершило свое действие. Это ваш долг, это именно та услуга, которую должны оказать мне те, кто ко мне привязан.

Доктор стал возражать, говоря, что он не убийца, что он находится здесь для того, чтобы лечить, чтобы вернуть его к жизни, и что он никогда не сделает ничего противного своим принципам, что он уже говорил об этом раньше…

Коленкур свидетельствует: «Мы все были поражены и подавлены; все молча смотрели друг на друга, каждый чувствовал, что смерть отступала перед императором, и никто не отвечал на его настойчивые требования. Рвота повторилась еще раз; позвали камердинера Констана. Господин граф де Тюренн вошел вместе с ним. Император повторил господину Ивану свою просьбу. Тот сказал, что лучше уйдет вообще, чем будет выслушивать подобные предложения. После этого он действительно вышел и больше не появлялся»[185].