Наполеон. Годы величия

Во время представления «Синны» император опасался, что царь, сидевший рядом с ним в ложе напротив сцены и в первом ярусе, мог не очень хорошо слышать слова со сцены, поскольку был несколько глуховат; и, соответственно, отдал распоряжение г-ну Ремуза, первому камердинеру, чтобы на том месте, где размешался оркестр, была воздвигнута платформа, а на ней были поставлены в центре два кресла для Александра и для него. Справа и слева от них были также поставлены четыре красиво украшенных кресла — для короля Саксонии и других монархов Конфедерации, а принцы заняли ложу, оставленную их величествами. Благодаря такой перестановке два императора оказались на виду у всех и им нельзя было сделать ни одного движения, не оказавшись незамеченными. 3 октября был показан «Эдип». «Все монархи», как их называл император, присутствовали на спектакле; и как только в первом акте актер произнес: «Дружба великого человека является даром богов», — царь встал с кресла и изящно протянул руку императору; и немедленно в зале разразилась овация.

Вечером того же дня, как обычно, я готовил императора ко сну. Двери, ведущие в его спальную комнату, были тщательно закрыты, так же, как и все ставни и окна; и, соответственно, не было никакой возможности проникнуть в комнату его величества, за исключением прихожей, в которой я спал вместе с Рустамом. Кроме того, у подножья лестницы, ведшей к прихожей, на посту стоял часовой. Каждую ночь я спал очень спокойно, зная, что никто бы не смог проникнуть к Наполеону, не разбудив меня; но в эту ночь, примерно около двух часов, меня вдруг разбудил странный шум. Я протер глаза и стал внимательно прислушиваться и, ничего вновь не услышав, подумал, что этот шум мне просто приснился, и только было я устроился поудобнее, чтобы заснуть снова, как до моих ушей донеслись сдавленные крики, подобные тому, как если бы человек, которого душили, пытался что-то выкрикнуть. Затем эти крики повторились дважды, и в тот же момент я уже сидел на постели, весь вытянувшись.

Я страшно испугался, и мои конечности покрылись холодным потом. Внезапно мне пришла в голову мысль, что императора убивают. Я вскочил с постели и разбудил Рустама; и так как крики вновь стали повторяться с еще большей интенсивностью, то я осторожно, насколько мне позволяло мое волнение, открыл дверь и вошел в спальню. Быстро осмотрев ее, я удостоверился, что никто в нее не проник.

Приблизившись к постели, я увидел его величество, который вытянулся поперек и находился в состоянии, похожем на агонию. Шторы были сорваны, а одеяло сброшено на пол. Все его тело было до предела напряжено, словно подвергалось сильнейшему нервному сокращению мышц. Из открытого рта неслись нечленораздельные звуки, он дышал с трудом, и одна из его рук, крепко сжатая, лежала на подложечной ямке живота.

Я пришел в ужас от этого вида и позвал его. Он не ответил; я еще раз позвал, затем в третий, по-прежнему никакого ответа. Тогда я решил осторожно потрясти его за плечо; и только после этого император проснулся с громким криком, спросив: «Что такое? Что такое?» Затем он сел на кровати и широко раскрыл глаза. Я сказал ему, что, увидев, как он мучился в страшном кошмаре, я взял на себя смелость разбудить его. «И ты правильно сделал, мой дорогой Констан, — прервал меня его величество. — О, мой друг, я видел страшный сон: медведь разодрал мою грудь и пожирал мое сердце!» После чего император встал и, пока я приводил его постель в порядок, стал прохаживаться по комнате. Он был вынужден поменять ночную рубашку, которая была вся мокрая от пота, и, в конце концов, улегся снова спать.

На следующее утро он рассказал мне, что очень долго не мог заснуть, настолько ясным и ужасным был приснившийся ему сон. Он долго вспоминал этот сон, каждый раз пытаясь дать ему, в зависимости от обстоятельств, различное толкование.

Меневаль

Эрфурт

Во время пребывания императоров в Эрфурте Наполеон всегда усаживал императора Александра по правую руку, чтобы показать, что царь оказывает ему честь, а он находится в собственном доме. Дома, которые они занимали, были обставлены мебелью за счет французской императорской короны, а их стоимость оплачена французским цивильным листом.

Император Наполеон каждый день давал обеды в честь императора Александра, великого князя Константина, его брата, а также других монархов.

В целом поведение Александра давало основание думать, что он скорее притворялся, нежели был искренним, подчеркивая взаимную близость и симпатию.

Соглашение