Через несколько дней после возвращения Наполеона в Париж был созван тайный совет. Император, имевший хорошо обоснованные причины для недовольства деятельностью Талейрана, сдерживал свое возмущение, пока продолжалось заседание совета. Наконец плотина прорвалась. Наполеон, пока говорил, горячился все больше и больше и под влиянием усиливавшегося негодования потерял контроль над своим гневом, который только и ждал возможности, чтобы вырваться наружу. Он говорил невероятно резким тоном, ибо был совершенно уверен, что Талейран, предвидя возможность смерти императора от пули испанского повстанца, которая могла настичь его во время триумфального похода, обдумывал создание правительственного совета — организации, которая в случае необходимости была вполне готова взять власть в свои руки. Члены будущего правительства были уже назначены.
Приступ негодования достиг кульминации, и Наполеон, уставший от своих резких выпадов прямо в лицо этого совершенно невозмутимо слушавшего его человека, наконец сдался. Талейран хорошо знал императора и знал, что чем больше тот терял контроль над собой под влиянием собственного раздражения, тем скорее он старался забыть о нем. Тем не менее вследствие этой сцены Талейран потерял пост обер-камергера, который был передан г-ну де Монтескье.
Вынудив императора так поспешно вернуться из Испании, коалиция добилась своей цели разобщить наши войска. 12 апреля император из телеграфного сообщения узнал, что эрцгерцог Карл вступил в Баварию и что его войска переправились через реку Инн без какого-либо предварительного объявления войны.
Император покинул Елисейский дворец 13 апреля в четыре часа утра и ехал с невероятной скоростью, добравшись до штаб-квартиры в Донауворте на пятый день.
Сражения при Танне и при Абенсберге, в которых успеха добились войска рейнской Конфедерации, и победа при Экмюле, принесшая маршалу Даву титул князя Экмюльского, явились результатом умелых маневров. Настолько стремительными были все передвижения Наполеона, что его обслуживающий персонал не мог поспевать за ним, и он должен был жить, как простой солдат, и передвигаться на чужих лошадях.
Констан
23 апреля 1809 года в Регенсбурге в правую ногу императора попала пуля на излете, вызвавшая у него довольно сильное кровотечение. Я был в подразделении обслуживания, когда несколько гренадеров сообщили мне о ранении его величества. Я поспешил к нему и прибыл в тот момент, когда г-н Иван перевязывал рану. Императорский сапог был взрезан, ранение осмотрено, затем место раны перевязано, сапог зашнурован, после чего император немедленно оседлал коня и, хотя несколько генералов настаивали на его отдыхе, он сказал: «Мои друзья, разве вы не знаете, что мне необходимо все видеть?» Трудно передать энтузиазм солдат, когда они узнали, что их главнокомандующий хотя и ранен, но не опасно. «Император находится под пулями, как и мы, — говорили они. — Он не трус, о нет». Газеты не сообщили об этом случае.
Перед сражением император всегда говорил, что в случае его ранения должны быть приняты все меры, чтобы скрыть этот факт от войск. «Кто знает, — говорил он, — какой ужасный переполох может быть вызван подобной новостью? От моей жизни зависит судьба великой империи. Помните это, господа, и если меня ранят, то пусть об этом никто не узнает, насколько это будет возможно. Если меня убьют, то постарайтесь без меня выиграть сражение; потом будет достаточно времени, чтобы сообщить об этом».
Меневаль
После того как Вена капитулировала, французская армия оккупировала этот город по просьбе городской депутации, принятой императором в Шенбрунне, дворец которого он сделал своей резиденцией. Наполеон заверил делегатов депутации, что берет город под свое покровительство, и обещал им, что Вене будет оказано такое же внимание, как и во время первой оккупации 1805 года.
В Шенбрунне император оставался неделю. Тем временем остров Лобау, расположенный на расстоянии двух лье от Вены и разделявший Дунай на несколько рукавов, заняли французские войска, чтобы выбрать место, с которого можно переправиться через реку.
Сражение при Эсслинге, которое было приостановлено, началось снова, и победа, цена за удивительно решительные действия, должна была вот-вот дать нам знать о себе, когда неожиданно в войсках распространилось известие о том, что мост, наведенный через Дунай с острова Лобау, разрушился. О чем-либо ином, кроме того, чтобы удержать наши позиции до конца дня и возвратиться с наступлением вечера на остров Лобау, не могло быть и речи. Эта критическая ситуация еще более усугубилась смертью маршала Ланна. Пушечный снаряд на излете раздробил обе ноги этого храброго солдата. Когда император увидел носилки, на которых несли умирающего маршала, он быстро подошел, припал к груди героя и обнял его, задыхаясь от рыданий. Горе императора было столь большим, что и через два дня при воспоминании о маршале глаза его наполнялись слезами, несмотря на все усилия скрыть их.