Наполеон. Годы величия

Император, информированный об этом факте, по возвращении в замок приказал, чтобы молодого человека привели в гостиную, где находились принц Нешательский, маршал Бернадот, генерал Дюрок и генерал Савари. Штапс подошел к императору с вежливым, но решительным видом. Он подтвердил Наполеону, что прибыл в Вену с намерением убить его, хотя французский монарх лично ему никакого вреда не причинил. Он заявил, что пришел к твердому убеждению, что, убив императора, окажет великую услугу своей стране и Европе. Он добавил, что не болен и не сумасшедший и что о своем плане никому не говорил.

Наполеон послал за доктором Корвисаром, который тогда был в Шенбрунне, и спросил его, нет ли каких-либо следов сумасшествия у этого молодого человека. Доктор, обследовав Штапса, заявил, что он не смог обнаружить у него каких-либо симптомов душевной болезни. Наполеон, пораженный этим фанатизмом и испытывая чувство жалости к этому несостоявшемуся убийце, обещал простить его, если он выразит сожаление по поводу одиозного акта, который хотел совершить. Штапс отверг любую идею прошения. Он был немедленно расстрелян.

Констан

Внимание Наполеона к военным деталям

Каждое утро, в шесть часов, звучала дробь барабанов, и через два или три часа войскам отдавался приказ участвовать в смотре на главной площади дворца; ровно в десять часов утра из дворца спускался его величество и становился во главе генералов.

Во время этих смотров император вдавался в мельчайшие детали. Он заглядывал в глаза чуть ли не каждого солдата, чтобы убедиться, что у того на уме — радость от солдатской службы или только тяжкая работа. Он расспрашивал офицеров об их жизни, иногда обращался с вопросами и к солдатам; именно в таких случаях император принимал решения о поощрениях и повышениях по службе.

Император лично тщательно осматривал солдатские ранцы, проверял удостоверения или, сняв ружье с плеч молодого солдата, выглядевшего слабым, бледным и болезненным, говорил ему дружеским тоном: «Это ружье для тебя слишком тяжелое». Часто он сам муштровал солдат. Иногда становился жертвой неожиданной прихоти; например, однажды утром, после окончания смотра полка Конфедерации, он повернулся к группе офицеров артиллерийско-технического снабжения и, обратившись к князю де Салму, который был в этой группе, заявил: «Г-н де Салм, солдатам следует познакомиться с вами; подойдите к ним и отдайте приказ начать атаку двенадцатью разными приемами». Молодой князь покраснел, однако не пришел в замешательство, отдал поклон императору и, изящным жестом вытащив шпагу из ножен, легко и точно отдал приказ всеми двенадцатью приемами, чем совершенно очаровал императора.

В другой день, когда инженерный корпус двигался в составе примерно сорока фургонов, император скомандовал: «Стой!» — и, указывая генералу Бертрану на один из фургонов, приказал ему подозвать офицера. «Что находится в этом фургоне?» — спросил офицера император. «Болты, мешки с гвоздями, веревки, топоры и пилы, сир». — «Какое количество?» Офицер назвал точные цифры. Его величество, чтобы перепроверить доклад, отдал приказ разгрузить фургон, пересчитал все веши и, выяснив, что ничего не осталось в фургоне, взобрался в него. По рядам солдат пронесся приглушенный шум одобрительных возгласов: «Браво! Вот это здорово! Вот так надо действовать, чтобы быть уверенным, что тебя не обманули». Подобные случаи только способствовали тому, что солдаты с еще большим обожанием относились к императору.

Меневаль

Общение Наполеона с войсками

Часто, когда император проводил смотры корпусов армии или даже находился на поле сражения, он останавливался перед полком и созывал вокруг себя офицеров, обращаясь к каждому из них по имени. Он обычно просил их назвать тех офицеров, которых они сами считали наиболее достойными для продвижения по службе или для получения воинской награды, а потом с этой же просьбой обращался к солдатам. Подобные свидетельские показания, высказанные равными по званию и положению в армии, связывали персональный состав различных полков узами доверия и уважения. Эти продвижения по службе по инициативе самих солдат приобретали в их глазах особую ценность. Во время одной из таких раздач воинских наград, выглядевших как семейное торжество, один младший офицер был признан самым храбрым и самым лучшим воином. Командир полка, хотя и согласился с тем, что этот младший офицер обладает всеми качествами, необходимыми для хорошего офицера, все же добавил, что сожалеет, что в силу одного серьезного недостатка у этого воина он не сможет рекомендовать его для повышения в чине. «И что же это за недостаток?» — быстро спросил Наполеон. «Сир, он не может ни читать, ни писать». — «Я повышаю его до звания офицера, полковник, вы должны принять его таким, каков он есть».