Обер-гофмаршал направил курьера к г-ну Люса и с сообщением, что его величество прибудет в Фонтенбло вечером 27 октября [1809 года], и указанием, чтобы все придворные императора, включая императрицу, были во дворце, чтобы встретить его величество. Но император ехал из Мюнхена с такой скоростью, что уже в десять часов утра 26 октября был у ворот дворца Фонтенбло. В результате его никто не встретил за исключением обер-гофмаршала, курьера и привратника. Это недоразумение, которое было вполне естественным, поскольку невозможно было предвидеть его приезд за день до назначенного времени, тем не менее вызвало у императора сильнейший гнев. Он оглядывал всех, словно выискивая жертву, полный ярости, когда, наконец, увидел курьера, собиравшегося спешиться с лошади, на которой он не сидел, а скорее полулежал от усталости — точно приклеенный к животному. Император резко сказал ему: «Ты сможешь отдохнуть завтра, а сейчас поспеши в Сен-Клу и объяви о моем прибытии», — и бедный курьер возобновил бешеный галоп.
Этот случай, так сильно рассердивший его величество, никому нельзя ставить в вину: ибо в соответствии с приказаниями обер-гофмаршала, полученными им ранее от императора, г-н Люса и отдал команду обслуживающему персоналу быть готовым утром следующего дня. Соответственно всю службу можно было ожидать в Фонтенбло не ранее вечера этого дня, и император вынужден был ждать весь день.
Тем временем он отправился осматривать новые апартаменты, которые были пристроены к замку. Здание во дворе «Белой Лошади», которое раньше использовалось в качестве военной школы, было реставрировано, расширено и украшено с чрезвычайным великолепием. Это здание полностью переоборудовали под помещения государственных учреждений, для того чтобы, как заявил его величество, дать работу фабрикантам Лиона, которых война лишила всякого внешнего рынка. После прогулок по комнатам дворца император уселся в кресло, всем своим видом демонстрируя крайнее нетерпение и каждую минуту спрашивая, который час, или бросая взгляд на собственные часы, и, наконец, приказал мне подготовить бумаги для работы и сел в одиночестве за маленьким столом, несомненно, в душе проклиная своих секретарей, которые еще не прибыли.
В пять часов вечера прикатила карета из Сен-Клу. Император, как только услыхал звук колес во дворе, быстро спустился с лестницы и, пока слуга открывал дверь и опускал лестничку кареты, спросил тех, кто сидел внутри: «Где императрица?» Ему ответили, что ее величество императрица прибудет самое позднее через четверть часа. «Это хорошо», — сказал император и быстрым шагом вернулся в маленький кабинет, где приготовился работать.
Наконец, ровно в шесть часов вечера прибыла императрица. Было уже темно. На этот раз император не стал спускаться, но прислушивался, пока не выяснил, что это прибыла ее величество, и продолжал писать вместо того, чтобы выйти и встретить ее. Подобным образом он вел себя по отношению к ней впервые. Императрица нашла его сидевшим в кабинете. «А! — сказал его величество. — Так вы, значит, приехали, мадам? Это хорошо, поскольку я как раз собирался ехать в Сен-Клу». И император, приподняв голову, чтобы бросить взгляд на ее величество, снова опустил глаза, чтобы продолжать писать. Эта грубая встреча до боли расстроила Жозефину. Она пыталась извиниться, но его величество отвечал в такой манере, что довел ее до слез, хотя после он в этом раскаивался и просил прошения у императрицы, признав, что был не прав.
Мир восстановился, супруги нежно обнялись, и императрица прошествовала в свои апартаменты.
Примерно в половине седьмого императрица появилась вновь, одетая с идеальным вкусом. Несмотря на холод в здании, ее волосы украшали серебряные колосья пшеницы и голубые цветы. На ней был белый атласный женский костюм «полонез», окаймленный лебединым пухом, все это ей чрезвычайно шло. Император прервал свою работу, чтобы посмотреть на нее. «Я собиралась не слишком долго, не правда ли?» — спросила она, улыбаясь. Его величество, не ответив ей, показал на часы, затем поднялся и подал ей руку.
День закончился лучше, чем начинался. Вечером был дан прием, небольшой, но очень приятный, на котором император был весел и в отличном настроении. Он вел себя так, словно стремился вычеркнуть из памяти маленькую ссору с императрицей.