Наполеон. Годы величия

Императора Наполеона обвиняли в том, что он не завершил разгром противника только потому, что отдал приказ не задействовать императорскую гвардию в Бородинской битве. На это обвинение Наполеон отвечал следующими словами: «Если завтра будет вторая битва, то чем я буду сражаться?»

После на редкость упорного противоборства в день Бородинской битвы Наполеон остановился в небольшом деревенском доме, неподалеку от поля сражения. Предыдущие ночи вызвали у него простуду, очень скоро приведшую к тому, что он лишился голоса. Это обстоятельство очень сильно раздражало его. Он был вынужден писать малоразборчивыми каракулями на клочках бумаги разнообразные приказы, которые отправлялись во все места, где находились войска.

Жестокая схватка перед Москвой сначала заставила поверить в то, что русские самым серьезным образом намерены защищать этот город, но передовой отряд французской армии, вышедшей к предместьям старой столицы России, оказался на близлежащих к городу высотах, и вид Москвы, открывшийся перед французским отрядом, вызвал у них прилив сильнейшей радости, которая вскоре передалась и всей остальной армии. У французских солдат возникла надежда, что там, в Москве, их ожидает отдых и, особенно, изобилие всего, в чем они нуждались.

Странным и впечатляющим показалось французским солдатам внезапное появление перед их глазами этого великого города, скорее азиатского, чем европейского, раскинувшегося до самого конца открытой равнины, увенчанного тысячью двумястами шпилями и лазурными куполами, усыпанными золотыми звездами, соединенными друг с другом позолоченными цепями. За завоевание этого города было заплачено очень дорого, но Наполеон успокаивал себя тем, что именно здесь он сможет продиктовать условия мира.

В Москву первым вступил Мюрат, направивший сообщение императору о том, что город кажется вымершим и что войско французов никто не встретил, ни гражданские или военные лица, ни представители местной знати, ни служители церкви.

В городе осталось только несколько тысяч жителей, принадлежавших к самым низким слоям общества, которым было нечего терять, как бы ни развивались события.

Ночь 14 сентября Наполеон провел в Дорогомилове и въехал в Москву только на следующий день. Его вступление не сопровождалось той обычной суматохой, которой отмечено овладение большим городом. Ни малейший шум не нарушал тишины городских улиц, если не считать грохота от проезжавших пушек и артиллерийских зарядных ящиков. Москва казалась погруженной в глубокий сон, подобно одному из тех заколдованных городов, о которых мы читали в арабских сказках. Улицы, вдоль которых мы проходили, были застроены стоявшими в одну линию зданиями, имевшими в большинстве случаев красивый вид, но с закрытыми окнами и дверями. Дворцы с колоннадами, церкви и прекрасные здания, поражавшие великолепием европейской и азиатской роскоши, высились тесными рядами, почти лишенные обитателей. Все свидетельствовало о праздности и богатстве великого города, обогатившегося торговлей и населенного зажиточной и многочисленной аристократией.

Констан

Москва

Когда мы продвигались вдоль улиц предместий города, то заглядывали в окна домов по обе стороны улицы и были удивлены тем, что не могли обнаружить внутри живых существ; и если окна немногих домов вдруг озарялись одиночным светом, то тут же погружались в темноту. Эти признаки жизни, столь неожиданно исчезавшие, производили ужасное впечатление.

Император остановился в пригороде Москвы, в Дорогомилове, и провел ночь там. И не в гостинице, как утверждалось, а в доме, столь грязном и отвратительном, что на следующее утро мы обнаружили в постели императора и на его одежде клопов, которые так привычны для России. К нашему величайшему омерзению, они также замучили и нас. Всю проведенную в том доме ночь император не спал. Как обычно, я спал в его прихожей; и несмотря на все принятые меры предосторожности, — сжигали уксус и веточки алоэ, — запах в доме был настолько неприятным, что император чуть ли не каждую минуту звал меня к себе: «Констан, ты спишь?» — «Нет, сир». — «Сынок, сожги еще уксуса, я не могу вынести эту ужасную вонь, это просто мучение, я не могу заснуть». Я делал все, что мог, но через минуту, когда пламя зажженного уксуса затухало, император опять просил меня жечь сахар или веточки алоэ.

В два часа утра императору сообщили, что в городе вспыхнули пожары. «Этого не может быть. Констан, ты этому веришь? Пойди и выясни, правда ли все это». После чего он вновь ложился на постель, пытаясь немного отдохнуть, затем опять звал меня, чтобы я перепроверил новость о пожарах.

Остаток ночи император провел в сильнейшем возбуждении. В шесть утра мы уже были в Кремлевском дворце, в котором Наполеон занял апартаменты царей.

Меневаль

Пожар охватывает Москву