Читаем Наполеон. Годы величия полностью

Администрация генерала Дюрока

Чтобы постигнуть систему управления императорским двором, надо было самому видеть тот идеальный порядок, который там царил. Еще со времен Консулата генерал Дюрок внес в управление внутренних дел двора тот дух порядка и экономии, который в лучшем свете характеризовал его. Но, как ни велико было доверие императора к генералу Дюроку, он не считал ниже своего достоинства взглянуть глазами рачительного хозяина на веши, которые казались незначительными и которыми монархи занимались редко.

Так, например, в начале Империи в некоторых местах допускалась небольшая расточительность, особенно в Сен-Клу, где адъютанты держали открытый стол; но этому поведению, тем не менее, было далеко до чрезмерного мотовства прежнего режима. Шампанское и другие вина поглощались в большом количестве, и возникла необходимость, чтобы император сам установил правила, регулирующие использование его погреба. Он вызвал начальника департамента по обслуживанию императорского двора и заявил ему: «Месье, я вверяю тебе ключи от моих имперских погребов; ты будешь нести ответственность за все вина, которые там находятся. Установи умеренные цены во всех этих погребах и только ты один будешь обеспечивать винами мой императорский двор». Договоренность об этом была достигнута, и теперь стало невозможным осуществить какое-либо мошенничество, так как заместитель начальника департамента выдавал вина только по записке, подписанной контролером кухни; закупоренные бутылки возвращались, и каждый вечер велся подсчет того, что использовалось в течение дня.

Обер-гофмаршал двора Дюрок был примерно такого же роста, как и император. У него была плохая походка, лишенная грации, но удивительно красивые голова и лицо. Он был вспыльчив, импульсивен и ругался, словно солдат, но обладал прекрасными административными способностями, что много раз доказывал при организации хозяйства императорского двора, которое регулировалось умело и мудро.

Когда вражеская пушка лишила его величество этого преданного приближенного и искреннего друга, его сменил г-н де Коленкур, герцог Виченцский. Он был чрезвычайно строг к обслуживающему персоналу двора; но он был справедлив и проявлял благородную преданность, а его слово было таким же надежным, как контракт. Его боялись, но все же любили. У него был проницательный взгляд, говорил он быстро и с большой легкостью. Уважение императора к нему было хорошо известно.

Граф Ремюза был среднего роста, с гладким и белым лицом, очень обязательный и дружелюбный. Ему были присуши естественная вежливость и хороший вкус; но он отличался экстравагантным поведением, не умел наводить порядок в собственных делах и, соответственно, в делах императора. Его расточительное расходование средств с иной точки зрения считалось бы нормальным и могло бы удовлетворить требования любого другого монарха, но император придерживался политики экономии и, хотя он был очень привязан к г-ну де Ремюза, все же освободил его от должности главы гардеробного бюро и назначил на его место господина де Тюренна, который придерживался строжайшей экономии средств.

Г-н Тюренн был вполне милым человеком, хотя и слишком высокого мнения о себе. Он был большим говоруном и к тому же англоманом, что навело императора на мысль называть его «мой лорд Кинсчтер» (тот, кто не может замолчать); но он был неплохим рассказчиком, и иногда его величество с удовольствием выслушивал его истории о текущих событиях в Париже.

Когда граф Тюренн заменил графа Ремюза в кабинете главного хозяина гардеробной, то, чтобы не превышалась сумма в двадцать тысяч франков, которую его величество разрешал тратить на одежду, он добился предельно возможной экономии в количестве, ценах и качестве вещей, необходимых императорскому двору. Я не знаю, действительно ли это соответствует истине, но для того, чтобы точно выяснить прибыль поставщиков императора, он отправился на различные фабрики Парижа с образцами перчаток, шелковых чулок, веточек алоэ и т. п.; если это правда, то это делает честь усердию и честности г-на де Тюренна.

Я мало знал о графе Сегюре, главном церемониймейстере. Среди обслуживающего персонала императорского двора говорили, что он был высокомерен и несколько резок, но все же проявлял вежливость и интеллигентность. У него были тонкие черты лица и благородная внешность.

V. Поля сражений (1805–1807)

Меневаль

Марш из Булони

План императора состоял в том, чтобы направить маршем различные корпуса в самый центр Германии с тем, чтобы воспрепятствовать соединению русских и австрийских войск и дать бой каждому из союзников в отдельности.

Перейти на страницу:

Все книги серии Биографии и мемуары

Похожие книги

100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное