Наполеон I Бонапарт

Завидный вердикт, право! Правда, П. И. Ковалевский, детально изучивший сопроводительные документы Наполеона, особенно обращает наше внимание на небольшую деталь – речь идет о характеристике, содержащейся в кондуитном списке, а именно: « Характер властолюбивый, требовательный и упрямый». В близорукости и неопытности обвинять бриеннских менторов никак не приходится. Они явно не питали особых иллюзий по поводу того, кто именно направляется из Бриенна в Париж под благонравной личиной прилежного ученика.

То, чего так страстно желал Наполеон, свершилось.

Он покидал Бриенн, держа путь в столицу Франции.

А что же его однокашники?

Они остались в Бриенне. Скорее всего, выросли, обзавелись какими-нибудь правильными профессиями и семьями, породили, как полагается, потомство, а потом состарились и умерли. И вероятно, свидетельств того, что они вообще когда-либо были, не осталось. Однако невеселая участь забвения постигла не всех: пять учеников счастливо избегли ее. Спрашивается, каким образом?

Ответ прост: они упомянуты Наполеоном в его записях детских лет!

Их имена: Демези, Гуден, Нансути, Фелипо и Бурриена. Именно они стали Наполеону добрыми приятелями, и он воздал им по-императорски, даровав условное бессмертие.

Не правда ли, поучительно?!

Наполеон мечтал о большом мире, и его мечта сбылась. Он попал в столицу и добился всего, а его соученики так и остались в Бриенне, бесследно канув в Лету.

Остались они, не он!

А Наполеон, душа которого трепетала перед долгожданным свиданием с Парижем, 30 октября 1784 года ступил на путь – тот, что был избран им самим (но куда более вероятно – изначально ему уготован!).

Последуем же за ним и мы.

Часть вторая. «Все постигается упражнением…»

Наверное, самое первое, что ощутил Наполеон, прибыв в Парижскую военную школу, это чувство… досады и разочарования. Некогда, в Бриенне, ему уже пришлось столкнуться с подобным.

С чем именно?

С сознанием своей социальной ущербности.

Только вот если раньше в основе этого ощущения лежало скверное финансовое положение семьи Бонапартов, то теперь возникла новая проблема: сословная. Казалось бы, Бонапарт, будучи дворянином, мог быть избавлен от этого.

Пожалуй, но… только не в Париже!

В числе его соучеников оказались, как пишет Д. С. Мережковский: «… юные потомки древних родов, князья Роганы-Геменеи, герцоги Лавали-Монморанси». Эти исполненные собственного достоинства барчуки «.. .поглядывали с высоты величия на… захудалого корсиканского дворянчика». И вновь пошли в ход насмешки, убогие остроты и откровенные задирания. Однако к этому Наполеон был готов. Бриенн явился для него неплохой школой, что и говорить. Когда его оскорбляли, он не оставался в долгу, а если чувствовал угрозу физического нападения, норовил наброситься на потенциального обидчика первым. Ему было уже далеко не девять лет, а потому рискнувшим на него напасть завидовать не приходилось! Его скоро оставили в покое, но раскрывать ему свои объятия не спешили. Наполеон вновь оказался словно бы за линией отчуждения. « „Он всегда один, с одной стороны, а с другой – весь мир“, – скажет впоследствии о великом человеке – о себе самом», – замечает Мережковский. Естественно, он был готов к одиночеству. Более того, он знал неплохое средство, позволяющее с ним надежно совладать.

Убежище.

«Свой „уголок“ старался отвоевать и здесь, –пишет Мережковский. – Раз, когда заболел и лег в лазарет сожитель его по комнате, Наполеон тоже сказался больным, получил позволение не выходить, запасся провизией, запер дверь на ключ, закрыл ставни, занавесил окна и прожил так два-три дня, в совершенном уединении, в темноте и безмолвии, читая, мечтая днем при огне. Эта парижская темная комната – метафизический затвор, „пещера“, „остров“ – святая ограда личности».

24 февраля 1785 года отец Наполеона Шарль Бонапарт скончался от рака желудка. Фридрих Кирхайзен оставил любопытную запись, приоткрывающую завесу над финальными минутами жизни отца Наполеона Бонапарта: