Наполеон I Бонапарт

Зелень тоже летейская: чахлые, скрюченные ветром все в одну сторону, каучуковые деревья, сухие морские верески, жирные кактусы да бледный, с ядовитой слюной, молочай.

Низко по земле ползущие облака-призраки: входишь в такое облако, и вдруг все исчезает в тумане; исчезаешь и сам – сам для себя становишься призраком.

Гроз не бывает на острове: горный пик Дианы – громоотвод; только удушье, томление бесконечное.

Лучшего места для Наполеонова ада сам дьявол не выбрал бы.

„Английские дипломаты, когда он попался им в плен, более всего желали, чтобы кто-нибудь оказал им услугу – повесил или расстрелял его, а когда никого не нашлось для этого, решили посадить его под замок, как карманного воришку, pick pocket“, – говорит лорд Росбери.

„Если бы англичане убили Наполеона сразу, это было бы великодушнее“, – говорит Лас Каз, соузник императора».

Вот в каком месте предстояло Наполеону Бонапарту теперь провести последние шесть лет своей жизни…

Граф Бельмен так описывает остров Святой Елены: «Это место самое печальное, самое неприступное, самое удобное для защиты, самое трудное для атаки и самое годное для своего настоящего назначения (т. е. для заключения Наполеона. – Г. Б.)».

«Я чувствую себя таким же сильным, как прежде; не устал, не ослабел, – говорит император в начале плена. – Я сам удивляюсь, как мало подействовали на меня последние великие события: все это скользнуло по мне, как свинец по мрамору; тяжесть согнула пружину, но не сломала: она разогнулась с прежней упругостью».

Чем мог заниматься на острове Наполеон?

Читать и писать.

Может, немного пройтись.

Некогда он очень любил скакать на коне, но, прибыв на остров, наотрез отказался от привычной забавы.

Он признается: «Этот переход от деятельной жизни к совершенной неподвижности все во мне разрушил».

Наполеон в Лонгвуде (где ему было предписано жить) решительно «…не знает, как убить время. Утром валяется в постели или целыми часами сидит в ванне. Днем, немытый, небритый, в белом шлафроке, в белых штанах, в рубашке с расстегнутым воротом, с красным клетчатым платком на голове, лежа на диване, читает до одури; стол завален книгами, и в ногах и на полу кучи прочитанных, растрепанных книг. Иногда диктует дни и ночи напролет, а потом зарывает рукописи в землю. Вместо прогулок верхом устроил себе внутри дома длинное бревно на столбике и качается на нем, как на деревянной лошадке.

По вечерам придворные сходятся в салон его величества; играют в карты, домино, шахматы, беседуют о прошлом, как „тени в Елисейских Полях“.

– Скоро я буду забыт, – говорит император. – Если бы пушечное ядро убило меня в Кремле, я был бы так же велик, как Цезарь и Александр… а теперь я почти ничто…» – так вспоминает генерал Гурго, весьма сблизившийся с Наполеоном на острове.

Лонгвуд

Наполеон выхлопотал (точнее – вытребовал!) у губернатора для себя право общаться с местными жителями, был с ними приветлив. Вполне при этом отдавал себе отчет в том, что любой из приветствующих его может являться английским шпионом – мало было англичанам иметь у острова военную эскадру! Впрочем, основания для эскадры, возможно, и были.

Мережковский пишет:

«В Рио-де-Жанейро арестован французский полковник, желавший пробраться на Св. Елену на паровой шлюпке, чтобы освободить императора. Если одному не удалось, может, удастся другому». А почему и нет?