Наполеон и Гитлер

... Императору перестал нравиться царь, и он стал говорить о том, что последнему нельзя доверять. Наполеон никогда не мог понять сложностей Александра, которые были следствием его положения наследного правителя. К тому же он не любил и боялся русских. После победы под Лютценом в мае 1813 года ему пришлось сказать своей армии (нет сомнения, что он обращался больше к немецким и польским войскам): «Мы вышвырнем этих варваров обратно в их ужасную страну, откуда они уже никогда не вернутся. Пусть сидят в своих замерзших варварских степях, там, где человек опустился до уровня животного». На Святой Елене он говорил, что больше всего боится того, что «казаки однажды будут править Европой».

Мнение фюрера о русских было еще ниже. «Славяне — это раса прирожденных рабов, которым нужен хозяин», — неоднократно говорил он. По его словам, если бы другие расы не научили русских ничему, те по-прежнему бы «жили, как кролики». С другой стороны, он восхищался лидером русских, который, возможно, был единственным правителем в мире, чьим качествам Гитлер отдавал должное. В тесном кругу Гитлер говорил: «Сталин вызывает наше безусловное уважение. В своем роде это замечательный парень». Он также называл его «животным, но животным грандиозного масштаба», не единожды подчеркивая гениальность Сталина. Шпеер иногда подозревал, что фюрер чувствовал симпатии к Сталину и даже проявлял солидарность со сталинским режимом, считая русского лидера своим коллегой. В Берлине во время войны бытовала шутка: «В чем разница между нацистской Германией и Советской Россией? В Советской России холоднее».

Немецкой разведке давно было известно, что союзники планировали высадку во Франции, но не было известно точного времени и места. Со свойственной ему интуицией фюрер предполагал, что высадка состоится в Нормандии, однако большинство генералов считало, что это будет побережье Па-де-Кале. Он пошел на компромисс, расположив войска так, чтобы их легко можно было перебросить в любое из этих мест. Во Франции у него было 77 дивизий, и он считал, что это вдвое превысит количество войск, которое союзники могли бы перебросить через Ла-Манш; он игнорировал факт, что эти дивизии были укомплектованы наполовину и состояли зачастую из плохо обученных солдат. Фюрер выбрал наиболее компетентных командующих, чтобы справиться с возможным кризисом, — фельдмаршалов Рундштедта и Роммеля. Он планировал сбросить союзников обратно в море с помощью массированной танковой атаки. Рундштедт предлагал эвакуировать население Франции к югу от Луары и переместить все германские войска на северо-запад, чтобы при необходимости можно было организовать мощную контратаку. Гитлер не пожелал слушать эти пораженческие разговоры, так как «вишистская» Франция была составной частью его Европейской империи. Без своего разрешения он не позволял Рундштедту переместить ни одной дивизии. Впрочем, Рундштедт не предполагал подавляющего превосходства союзников в воздухе. Подобно фюреру, Роммель ожидал атаки в Нормандии, хотя предвидел, что она состоится на ограниченном пространстве вокруг Шербура по соображениям удобства высадки десанта: он не подозревал о существовании новых десантных судов, способных проводить операции в любой точке побережья Роммель считал, что сможет разгромить любой десант в первый же день.

На самом деле, когда вторжение началось 6 июня 1944 года, Рундштедт не знал об этом в течение нескольких часов, тогда как Роммель отсутствовал, навещая Гитлера в Берхтесгадене. Большинство танковых дивизий находилось по другую сторону Сены. Несмотря на это, войска сражались отчаянно, и союзникам потребовалось потратить много сил, чтобы вбить в оборону клин, достаточно мощный для обеспечения бесперебойных поставок оружия и продовольствия продвигающимся войскам. Союзники преуспели в этом, так как силы оборонявшихся были разделены надвое. В течение недели клин вторжения составил 60 миль в ширину и 12 в глубину. Еще через 6 недель германский фронт рухнул, а 45 тысяч человек попали в Фалезский котел. Ко времени падения Парижа 24 августа Германские потери во Франции составили 400 тысяч человек. 1 июля, отвечая на исторический вопрос фельдмаршала Кейтеля «Что мы будем делать? Что мы будем делать?», Рундштедт ответил просто: «Заключать мир, дураки, что вы еще можете сделать!» На следующий день он был смещен с поста. В ужасе от потерь Роммель предупреждал Гитлера: «Неравная борьба приведет нас к концу!» Сам Роммель был тяжело ранен при авиационном налете британцев 17 июля и ушел в отпуск по болезни, из которого уже не вернулся. (Ему было приказано покончить с собой по подозрению в причастности к Июльскому покушению.)