Полина начала с праздника с эротическими танцами. Этот спектакль совершенно шокировал добрейшего Норвена: «Мы были по-настоящему смущены, — пишет он, — беспокоясь в первую очередь за нашу очаровательную генеральшу. Она же, желая доказать, что вовсе не презирает негров за их примитивные утехи, села на широкое сиденье, сооруженное из банановых листьев и помещенное матросами под арку из ветвей миндального дерева и олеандра. В конце концов мы вернулись в штаб, задыхаясь, если можно так сказать, от отвратительной картины, которая и сегодня преследует меня. Негры же, как неутомимые жрецы богини Кибелы, до утра предавались своей омерзительной оргии…»
Полина не разделяла отвращения Норвена. Совершенно очарованная увиденным, она жаждала поскорее «испытать» одного из темнокожих гигантов, которым восхищалась, наблюдая его в действии…
Большинство современных авторов утверждают с забавной серьезностью, что, хотя Полина и была очень возбуждена опьяняющим воздухом Сан-Доминго, она никогда не пускала в свою постель чернокожих. «Она довольствовалась, — пишет один из историков, — созерцанием их наготы, как любуются произведениями искусства».
Такое сугубо эстетическое отношение кажется нам весьма странным: ведь эта женщина, как писал остроумный мемуарист, была озабочена лишь одним — как бы «потешить свой трефовый туз»…
Кроме того, свидетельства современников опровергают подобное утверждение.
Баррас прямо говорит об «эротических излишествах и распутстве Полины не только в Европе, но и на Сан-Доминго, и не только с белыми офицерами, но и с неграми, которых она хотела сравнить с французами». Более хитрый и лицемерный Фуше пишет:
«Во власти тропического климата она погрузилась в самые разнообразные удовольствия». В «Скандальной хронике Империи» он добавляет: «У Полины Бонапарт на Сан-Доминго было много любовников. Она не только „утешала“ тосковавших вдали от родины французов, но и, как истинная гурманка, „отпробовала“ негров острова. Некоторые из них похвалялись выпавшим им счастьем — именно таким образом „подвиги“ генеральши Леклерк и стали известны обществу».
Так что мы считаем вполне доказанным, что у Полины были на Сан-Доминго цветные любовники, хотя современные исследователи с непонятной стыдливостью отрицают сей факт.
Леклерк довольно скоро узнал о беспутстве своей жены. Удрученный генерал искал способ наказать Полину, не вызвав скандала. Неосторожность некоторых француженок подала, ему счастливую идею: однажды солдаты обнаружили в вещах Тусена Лувертюра множество любовно-эротических писем, написанных мятежному вождю белыми женщинами…
Лйклерк немедленно издал указ и приказал расклеить его по всему острову: «Белые женщины, замеченные в связи с неграми, будут немедленно высланы во Францию, какое бы высокое положение они ни занимали».
Таким образом Полина была косвенно предупреждена об опасности. Закон отныне обязывал ее предаваться лишь «правильным» удовольствиям, и она немедленно отдалась генералу Умберу, «обладателю прекрасных усов, которыми он умел пользоваться»…
Но Леклерк недолго вкушал горькое удовольствие от еще одной пары рогов.
Совершенно неожиданно, подстрекаемые англичанами, негры возобновили в мае партизанскую войну против французов. Мужчин убивали, женщин похищали, а офицеров предавали смерти в общественных местах.
Муж Полины, поверивший в умиротворенность туземцев, был совершенно сражен случившимся. В страшной спешке. были приняты меры, направленные на восстановление порядка. Но было, к несчастью, слишком поздно — восстание охватило весь остров. В довершение всех несчастий на Сан-Доминго обрушилась страшная эпидемия желтой лихорадки.
Одной из первых жертв болезни стал Станислас Фрерон, умерший в июле. А вскоре болезнь охватила всю армию. За несколько недель, пишет Бернар Нар-бонн, «эпидемия погубила 1500 офицеров, 25000 солдат, 8000 матросов, 2000 гражданских чиновников и 750 военных врачей».
Леклерк в ужасе пишет:
«Чудовищные потери в войсках. Все мои генералы больны. Я вынужден использовать черных генералов… Невозможно отправить в поход европейские части: люди умирают на марше…»
А в это время Полина, абсолютно не отдававшая себе отчета в том, какая опасность грозит ее мужу, продолжала устраивать праздники. Хороший вкус не был самой сильной чертой этой женщины, и свои балы она называла «Свиданиями в погребальной комнате».
Окружающие смеялись…