Наполеон и женщины

Онъ не ограничился этимъ. Дворъ и городъ также не были обделены; но это – не то, чего добивались, завлекая ее въ Россію не то, что разрешилъ Наиолеонъ, когда ему разсказали о заговоре. Темъ не менее, когда после 1812 г. она вздумала вернуться во Францію и примчалась въ Дрезденъ, чтобы присоединиться къ наиболее выдающимся артистамъ, вызваннымъ туда во время перемирія, то Наполеонъ приказалъ не только включить ее снова въ число сосьетеровъ, но и зачесть ей, какъ годы службы, шесть летъ отсутствія. Ея товарищи никогда не могли простить ей этото.

Во время Ста Дней она велела доложить Императору, что желаетъ передать ему бумаги, сильно компрометирующія герцога д'Орантскаго. Наполеонъ послалъ къ ней надежнаго человека и по возвращеніи его спросилъ: «Она не говорила тебе, что у нея плохи дела?» – «Нетъ, Государь, она говорила мне только, что желаетъ лично передать эти бумаги Вашему Величеству». – «Я знаю, что это такое, – сказалъ Императоръ, – Коленкуръ говорилъ мне; онъ сказалъ мне также, что она въ стесяснныхъ обстоятельствахъ. Ты дашь ей 20.000 франковъ изъ моей шкатулки».

Эта, по крайней мере, была признательна. Нетъ никакого сомненія, что проявляемыя ею симпатіи были причиной борьбы, которую ей пришлось вести съ жантильомами Палаты и жантильомами Партера, борьбы, окончившейся грубымъ изгнаніемъ ея изъ Французскаго Театра. Даже въ последніе свои дни, – совсемъ старая, совершенно не похожая уже ни лицомъ, ни вообще внешностью на прежнюю тріумфаторшу, – она говорила о Наполеоне съ дрожаніемъ въ голосе, съ искреннимъ волненіемъ, которое передавалось слушавшимъ ее молодымъ людямъ – теперь почти старикамъ – съ такой силой, что они не могутъ забыть объ этомъ до сихъ поръ. Но она вызывала передъ ними не образъ любовника, а образъ Императора. И эта проститутка – не изъ стыдливости старой женщины, – потому что она охотно говорила о другихъ любовникахъ, – а изъ какой то почтительной боязни, казалось, забыла о томъ, что онъ находилъ ее красивой, что онъ объ этомъ говорилъ ей, и видела въ немъ не мужчину, которымъ онъ былъ для нея, но лишь человека, которымъ онъ былъ для Франціи, – подобно темъ нимфамъ, которыя, удостоившись на мгновеніе ласки бога, не разглядели его лица, пораженныя ослепительнымъ блескомъ его славы.[14]

IX. Лектрисы

He одне только трагическія актрисы поднимаются по темной лестнице и въ сопровожденіи Констана или Рустама проникаютъ, пройдя мрачный коридоръ, день и ночь освещаемый лампами, въ антресоли, которыя занималъ некогда Бурьеннъ и которыя посредствомъ потайной лестницы сообщаются съ оффиціальными апартаментами. Каждое утро г-жа Бернаръ, придворная цветочница, доставляетъ букетъ для секретнаго кабинета. Это – подрядъ въ 600 франковъ въ годъ. Но цветы, возобновляемые ежедневно, вянутъ медленнее, чемъ чувство, внушаемое визитерами.

По мере того, какъ усиливается могущество Бонаиарта, всякихъ просительницъ, честолюбивыхъ интриганокъ набирается столько, что всехъ не перечесть. Къ каждому человеку, достигшему вершины власти, льнутъ всегда корыстолюбивыя поклонницы, ожидающія только знака, чтобы отдаться. Стараясь всегда съ нимъ встречаться, быть постоянно у него на глазахъ, оне, какъ милостыни, просятъ его взгляда, молятъ подороже купить ихъ позоръ.

Наполеону – не следуетъ этого забывать – въ 1800 г. – тридцать одинъ годъ, въ 1810 г. – сорокъ одинъ; 1800–1810 г.г. для него – время, когда его силы достигаютъ наиболее полнаго расцвета и наиболее сильно проявляется его темпераментъ. Онъ не ищетъ приключеній, но и не избегаетъ ихъ. He считая Жозефины, две женщины во всякомъ случае внушили ему страстное чувство, заставивъ его изменить своему характеру; вообще же онъ мало думаетъ о женщинахъ, Ни одна изъ нихъ не можетъ помешать ему работать, отвлечь отъ интересующихъ его мыслей, заставитъ отложить осуществленіе его плановъ, изменить образъ действій. Но то что онъ находитъ подъ рукой, онъ берегь совершенно просто.

Для него это нечто въ роде еды, которую на всякій случай готовятъ ему на ночь. Онъ не сделалъ бы для этого самъ ни единаго усилія; съ его стороны – никакихъ подготовительныхъ шаговъ, никакихъ хлопотъ, ни малейшаго безпокойства; и тотчасъже после этого онъ или принимаетъ ванну или садится за рабочій столъ. Безнравственно ли это? Какой мужчина не делалъ бы того же, будучи на его месте? Какой государь не делаетъ хуже этого? Важно не то, что какія то дамы подъ вуалью таинственно пробираются ночью въ тайный апартаментъ; важво, чтобы ни одна женщина – ни супруга, ни любовница – не имела привычки бывать въ рабочемъ кабинете или въ министерскомъ салоне. Въ противномъ случае и изъ наилучшаго мужа волучится никуда негодный государь.