Наполеон и Жозефина

Узнав, что коронование будет происходить в соборе Парижской Богоматери, креолка, уже начавшая опасаться, что будет отвергнута, захотела воспользоваться случаем и заставить Наполеона обвенчаться в церкви. Дело было достаточно деликатным, и она представляла себе, что надо заручиться поддержкой папы. Тайно она попросила аудиенции у Пия VII, который только что прибыл в Париж, и призналась ему, что связана с Наполеоном только гражданскими узами. Его святейшество едва заметно вздрогнул.

— Боюсь, что в этом случае, — добавила лицемерно Жозефина, — коронование будет невозможным.

Папа обрадовался беспокойству Жозефины, которое могло бы послужить отмщением за все притеснения церкви в недавнее время, и ответил с улыбкой:

— Оставайтесь с миром, дочь моя, мы все уладим…

Через несколько дней он принял Наполеона:

— Мы сожалеем, сын мой, что вынуждены напомнить, что ваш брак не был освящен по обычаям нашей церкви, и как наш блаженный предшественник Иоанн VIII отказался короновать Людовика Заику, брак которого был недействительным, мы не сможем совершить святого коронования, так как вы не получили венчального благословения.

Наполеону пришлось смириться. И 1 декабря, накануне церемонии в Нотр-Дам, в комнате Жозефины был сооружен алтарь, и дядя будущего Императора, кардинал Феш, тайно повенчал высокую чету. Теперь бывший якобинский генерал мог быть посвящен в Императоры с благословения святой католической церкви. Коронация происходила на следующий день, 2 декабря 1804 года.

Послушаем мадемуазель Жорж, особую свидетельницу, оставившую нам репортаж об этом необыкновенном дне.

"Я была в глубокой грусти. Почему? Я должна бы радоваться, видя, что великий Наполеон достиг положения, принадлежащего ему по праву, которое он завоевал. Но человек эгоистичен. Мне казалось, что на троне Наполеон перестанет вспоминать бедную Жоржину.

Я не хотела видеть эту церемонию, хотя у меня и были постоянные места в соборе Нотр-Дам. Но моя семья мечтала посмотреть празднество, и я сняла за триста франков (недорого) комнату в доме, окна которого выходят на Понт-неф. Когда мы собирались, было еще темно. На улицах были толпы народа, и мы еле продвигались.

В комнате было четыре окна и кое-какая мебель для отдыха. При любом движении мы бросались к окнам.

— У нас еще есть время, но если вы будете ежеминутно открывать окна, я простужусь. Я посижу у камина: завтра мне играть на сцене и я не хочу схватить насморк. Я немного посплю, а когда все начнется, вы меня позовете, — наказала я своим домашним.

Появился кортеж. Вся семья в сборе — все сестры императора и прекрасная нежная Гортензия, следом выезд папы Пия VII. В толпу бросали мелкие монетки… И вот, наконец, экипаж Императора, украшенный золотом, на запятках кареты разряженные пажи. Наши взгляды были прикованы к карете. Император спокойно улыбался, Императрица Жозефина была восхитительна. Величие положения не изменило ее — она осталась женщиной разума и сердца. Все вошли внутрь собора, а я возвращалась домой с болью в сердце, говоря себе: "Все кончено".

Внутри собора сестры Императора, несшие шлейф Жозефины, не могли удержаться от дерзости. Раздосадованные тем, что им была поручена "обязанность рабов", в какой-то момент они с такой силой рванули накидку, что присутствующие увидели, как Императрица пошатнулась и чуть не упала. Короче, война продолжалась и у самого подножья Божьего престола.

Да, для Жоржины все было кончено. Однажды Александр Дюма задал ей вопрос:

— Почему Наполеон покинул вас?

Она гордо ответила:

— Он оставил меня, чтобы стать Императором!

И все-таки Жоржина увиделась со своим любовником еще раз. Послушаем ее:

"Через пять недель ко мне пришел Констан.

— Император просит вас прийти к нему.

— О! Он вспомнил обо мне… В котором часу?

— В восемь вечера.

Мне не терпелось увидеть его, и весь день я не находила себе места. Бог мой! Мое сердце трепетало. Я надела самое лучшее платье.

Император очень тепло встретил меня:

— Как вы прекрасны, Жоржина! Какие чудесные украшения!

— Они должны быть такими, когда я имею честь предстать перед вашим величеством.

— О! Моя дорогая, к чему такая торжественность. Будьте такой, какой вы были всегда, — естественной и простой.

— Сир, за пять недель многое изменилось. Вы дали мне время на долгие размышления, и я уже не та. Я всегда буду рада чести быть принятой вами. Но я уже не та и не смогу измениться.

Что еще сказать? Он был снисходителен к моему состоянию. Я услышала от него много добрых слов и вернулась к себе, погруженная в печальные мысли. Да, я могла опять обрести его, но зачем, зачем Император изгнал моего Первого консула?.. Он стал величественным и более внушительным, но счастья больше не было. Впрочем, есть ли оно вообще?.."

Так закончилась идиллия между комедианткой и будущим властелином Европы…