"Как-то около полуночи Император вызвал меня и, велев приготовить его черный фрак и круглую шляпу, приказал следовать за ним. Мы сели в карету адмирала Мюрата. Нас сопровождали Сезар и только один лакей, чтобы открывать двери, да и тот без ливреи. После недолгой езды по Парижу Император велел остановиться на какой-то улице… Он вышел, прошел несколько шагов вперед, постучал в ворота и зашел в дом. Мюрат и я остались в карете. Прошло несколько часов, и мы начали волноваться. Жизнь Императора довольно часто подвергалась опасностям, и было естественно опасаться ловушки или непредвиденных происшествий. Мюрат стал браниться, энергично проклиная и неосторожность Его Величества, и его тягу к любовным приключениям, и даму его сердца. Я беспокоился не меньше, но был более сдержан и пытался успокоить его. Наконец, не в силах более противиться своему нетерпению, Мюрат выскочил из кареты, а я последовал за ним. Но как только он взял дверной молоток, чтобы постучать, из двери вышел Наполеон. Был уже полный день. Мюрат высказал ему наши опасения и все, что мы думали по поводу его чрезмерной отваги.
— Какое ребячество! — ответствовал Его Величество. — Чего вы боитесь? Где бы я ни был, разве я не у себя дома?
И мы все вместе вернулись в карету".
В этот момент Констан заметил на соседней улице множество людей и узнал в них лиц, ответственных за полицейский надзор, которые, как оказалось, незаметно оберегали это пристанище любви.
Наполеон умел сочетать любовь с безопасностью.
Наполеон, влюбленный в свою племянницу, бежит за ней по коридорам дворца
В начале 1805 года Наполеон был озабочен тремя основными проблемами: он хотел надеть на голову корону Италии, ступить ногой на берег Англии и положить руку на бюст молоденькой Стефани де Богарнэ — племянницы Жозефины. Блондинка с голубыми глазами, она очаровала Императора, и он хотел украдкой обучить ее некоторым тайнам бытия. Но Императрица была бдительна. Однажды она увидела, как Наполеон бежит по коридору за Стефани.
— Вы в своем уме? — возмутилась она. — В то время когда вся Империя во все глаза следит за вами, вы предаетесь такому ребячеству и мечтаете переспать со своей племянницей!
Наполеон очень не любил, когда осуждали его поведение. Он страшно разгневался, разбил вазу, разорвал занавес и удалился в свой кабинет, яростно хлопая дверьми. Однако замечание Жозефины заставило его задуматься, и некоторое время он воздерживался от игры в фавна в анфиладах Тюильри. А для удовлетворения своих мужских потребностей продолжал в сопровождении Констана наносить свои визиты дамам в маленький домик на Аллее вдов. В полночь, когда весь Париж засыпал, он надевал круглую шляпу, редингот и тайно покидал Тюильри, не забывая оставить возле окна канделябр с зажженными свечами, чтобы поддержать легенду о себе как о человеке, работающем все ночи напролет…
Однако эти ночные выходы вскоре стали так утомлять его, что иногда от усталости он падал в снег прямо перед гвардейским постом. И ироничный блеск в глазах часового, который он успевал заметить, привел его наконец к осознанию всей смехотворности своего поведения.
Со следующего дня Бонапарт решил использовать для своих удовольствий "отару придворных дам", которые с галантной готовностью предлагали себя в его распоряжение несмотря на его презрение к ним. У этих дам было такое желание заняться "фрикон-фрикетт" в его постели, что они покорно позволяли оскорблять себя, считая высшим благодеянием, что хозяин соизволил обратить на них свое внимание.
Когда у него появлялось желание видеть их, он вызывал всех в салон, где они должны были выстраиваться, как солдаты. Камергер со списком в руке проводил перекличку и говорил:
— Ни одна из вас не должна ни под каким предлогом выходить из шеренги.
После этого открывалась дверь и гвардеец провозглашал:
— Император!
Наполеон, с насмешкой во взоре, насвистывая, входил в зал и обходил батальон в юбках. Перед каждой женщиной он останавливался, задавая вопросы, как некогда своим пехотинцам, и давал отнюдь не любезные комментарии.
— Ваша фамилия? Сколько лет? Сколько детей?.. A-а, это вы! Бог мой! А мне говорили, что вы хорошенькая…
Остановившись перед двадцатитрехлетней молодой женщиной, улыбавшейся ему, он скорчил отвратительную гримасу:
— Знаете, вы ужасно постарели…
В другой раз он потрепал за ухо зрелую даму, воскликнув:
— В вашем возрасте вам уже недолго осталось…
Обращаясь к дочери графа Бено, он ухмыльнулся:
— Ах, черт побери! Я узнал вас по вашему большому носу, он такой же, как у вашего отца…
Однажды один свидетель передал диалог, рассказанный нам Стендалем:
— "Ваша фамилия?
Молодая женщина покраснела:
— Монтескье.
— О! Это хорошая фамилия!
— Он был добрый гражданин.
— О нет! Он был великий человек.
Потом Бонапарт повернулся к соседке мадам Монтескье:
— Как глупа эта женщина!.."