Наполеон и Жозефина

— Вот в этой книге, — сказала она, протягивая ее мадам Жюно, — написано обо всех худых женщинах с белокурыми волосами. Они все думают о себе, как о фаворитках! Но их всех нужно ставить на место!

И на протяжении всего завтрака Жозефина вздыхала, скрежетала зубами и громко обсуждала способы отмщения. Внезапно она разрыдалась.

— Как подумаю, — всхлипывала она, — что всего десять дней назад он приходил ко мне и мы провели чудесную ночь… Он был нежным и страстным, как лейтенант…

И без всякого смущения Жозефина подробно рассказала, что делал с ней Наполеон в постели. Мадам Жюно слушала открыв рот, стараясь не пропустить ничего такого, что позволит ей блистать осведомленностью в салонах Мадрида и Лиссабона.

Но тут вошел Наполеон, и Жозефина побледнела. Предвидя дальнейшее, мадам Жюно быстро простилась и с сожалением исчезла. Как только она вышла, начались военные действия.

Императрица швырнула на пол салфетку, заломила руки и, разрыдавшись, заявила, что она самая несчастная женщина в мире. Эта сцена разозлила Наполеона, и он высказал ей то, что мгновенно заставило ее замолчать.

— Вы должны подчинить себя всем моим фантазиям и проще смотреть на мои увлечения. Я имею право на все ваши упреки и жалобы ответить: так я хочу! Я выше всего и не подчиняюсь никаким условностям и никаким притязаниям, от кого бы они ни исходили!

После этого он бросил на пол несколько тарелок, разбил графин, разорвал скатерть и вышел быстрым шагом…

Тем не менее эта сцена ничего не прояснила, и Жозефина так и не узнала, был ли Император любовником мадам Дюшатель. Оставшись одна, она принялась размышлять, можно ли факт запрещения даме есть маслины рассматривать как доказательство адюльтера. И к тому времени, когда ей принесли шоколад, решила считать слова Наполеона не более чем шуткой.

Остаток дня Жозефина провела в мрачном расположении духа, придумывая, что можно сделать, чтобы застать мужа на месте преступления. Но так как по натуре она была флегматичной, то вскоре уснула на своем канапе, так ничего и не придумав…

Вечером Наполеон пришел к игральному столику Императрицы, за которым собрались приближенные дамы, и, усаживаясь с ними играть в карты, стал называть тех, с которыми хотел составить партию: "Мадам Мюрат, мадам де Ремюза и мадам Дюшатель".

Жозефина сидела в кресле в другом конце салона и смотрела на них с плохо скрываемой ненавистью. Наполеон приступил к долгим рассуждениям о любви, высказывая самые неожиданные мысли, выстраивая самые удивительные теории, чем позабавил дамскую аудиторию, немало развлекшись и сам. От любви он перешел к ревности и нарочито громким голосом обрисовал портрет ревнивой жены, настолько похожий на Жозефину, что в салоне установилась неловкая тишина. Императрица, ужасно оскорбленная, бросилась в свою комнату, провожаемая взглядами присутствующих, весьма довольных тем, что являются свидетелями подобной сцены.

В течение нескольких следующих дней Жозефина проводила свое время, диктуя ядовитые анонимные письма мадам де Ремюза, которая потом тайком рвала их. Затем она отправлялась подсматривать за домиком на Аллее вдов. Наполеон узнал об этом. Разгневавшись, он вызвал к себе мадам де Ремюза.

— Если вы не одобряете методы инквизиции, которые применяет ко мне Императрица, почему вы не удерживаете ее от подобных поступков? Ведь своими шпионскими действиями она оскорбляет нас обоих и дает в руки моих врагов оружие против меня. Я хочу, чтобы вы были ответственнее, или я переложу всю вину на вас.

Мадам де Ремюза опустила голову. Он продолжал:

— Я знаю, что Императрица думает, будто я влюблен и у меня есть фаворитка. Но это не так! Люди, подобные мне, не созданы для любви. Меня полностью поглощает политика. И я не потерплю влияния женщин при моем Дворе. Они много навредили и Генриху IV, и Людовику XIV, а мои дела намного важнее и серьезнее, чем деяния этих королей. Да и французы стали слишком сознательными, чтобы простить своему государю сомнительные связи и любовниц.

Закончив свою тираду, Император оставил мадам де Ремюза и отправился к мадам Дюшатель, которая ждала его в своей постели, чтобы вкусить радости сомнительной связи.

И все же как-то вечером в Сен-Клу Жозефине представился случай, которого она так долго ждала. Окруженная многочисленной свитой, она заметила, как мадам Дюшатель осторожно вышла из салона. Прошло десять минут, а та все не возвращалась, и Императрица, дрожа от ревности, наклонилась к мадам де Ремюза:

— Я хочу увериться в моих подозрениях. Вы оставайтесь со всеми в салоне, и если обо мне будут спрашивать, скажите, что меня позвал Император.

Через четверть часа она возвратилась с искаженным лицом, шатаясь, и тихо попросила мадам де Ремюза последовать за ней в ее комнату. Там Жозефина взорвалась: