Наполеон I

На другой день оба совета собрались в Сен-Клу; совет старейшин в одной из зал дворца, совет пятисот в оранжерее. Оба совета были в большой тревоге. Якобинцы, не присутствовавшие на заседаниях накануне, так как не получили повесток, требовали теперь объяснений случившегося. Но уже многие из старейшин, давшие свое согласие на перемену директории, которой все были недовольны, начали понимать теперь, что дело не в этом, а в отмене конституции. Когда же им было дано знать об отставке трех директоров, то все пришли в сильное смятение. Якобинцы тогда потребовали, чтобы все депутаты поголовно снова присягнули на верность конституции III года. Слышались даже возгласы: «Долой диктаторов! Мы здесь свободны! Штыки нас не пугают!» Наполеон, находившийся в это время в одной из комнате дворца и опасаясь, что дело может принять неблагоприятный оборот, решил действовать энергично, воскликнув: «Этому должен быть положен конец!» С этими словами он неожиданно явился в зале совета, рассчитывая, что его появление произведет желаемое впечатление на старейшин. Но так как он сам был очень взволнован и раздражен и не приготовился к произнесению речи, то начал очень спутанно говорить об опасностях, которые угрожают республике, об отсутствии руководителей, прибавив, что еще только совет старейшин стоит на ногах и должен вступиться за республику. «Спасем свободу! Спасем равенство!» — воскликнул он. — «А конституцию?» — крикнул один из членов. Этого было достаточно, чтобы вызвать взрыв. «Вашу конституцию?» — вскричал Наполеон. — «Да вы сами нарушили ее! Вы нарушили ее 18-го фрюктидора, вы нарушили ее 22-го флореаля и 30-го прериаля! Никто более не уважает ее! На нее ссылаются все партии, и она всеми ими нарушается и презирается, поэтому она не может спасти Францию!» — Далее он снова заговорил о заговорах, об опасностях, грозящих республике, и о том, что некоторые лица пытались его привлечь на свою сторону и стать во главе партии, желавшей низвергнуть всех свободомыслящих людей. Когда от него потребовали имен, он назвал Барраса и Мулена, но ему не верили и шум не утихал. Его теснили со всех сторон. Он крикнул: «Помните, что я шествую, сопровождаемый богами счастья и богом войны!» и, наконец, выбрался в оранжерею, где заседал совет пятисот. Там он, по-видимому, заранее решил вызвать конфликта, так как явился туда в сопровождении четырех гренадер, кроме Лефебра, Мюрата и своего брата Люсьена. Представители народа увидели таким образом воочию, что им угрожало: диктатура и штыки. Конечно, этот вид привел их в страшное негодование. Раздались крики: «Долой диктатора! Долой тирана! Вне закона!» — и на Наполеона набросились с кулаками. Растерявшийся от этой неожиданности и взбешенный Наполеон, был почти без чувств вынесен на руках из залы своими гренадерами. Но на двор он пришел в себя и, вернув свое хладнокровие, стал во главе батальона гвардии законодательного корпуса.

«Вне закона!» Это был лозунг революции, пущенный Робеспьером на вершине власти и приносящий смерть. Наполеон услышал его, но победитель, в котором нация видела своего спасителя, не мог испугаться этих слов. Якобинцы были бессильны. Они ничего не могли противопоставить Наполеону, кроме своих слов и конституции, представляющей ничего нестоящий клочок бумаги. Они не могли спасти от раздора государство; нация же только на Наполеона возлагала надежды. Но все же был такой момент, когда дело Наполеона могло быть проигранным, потому что среди гвардейцев заметно было колебание. Сиейс, Роже Дюко и Талейран уже были наготове спасаться бегством, в случае неудачи. Но Наполеон бежать не собирался. Он вскочил на лошадь и бросился к своим гренадерам, возбудил их своим рассказом о покушении на него, о подкупленных врагах и кинжалах, которыми ему грозили. К нему присоединился его брат Люсьен, который был председателем в совете пятисот, и покинув Совет, обратился с речью к солдатам, заклиная их спасти своего генерала от «убийц, подкупленных Англией».

Солдаты, немедленно вошли в залу с барабанным боем, и депутаты, без малейшего сопротивления, тотчас же разбежались, протестуя и крича: некоторые повыскакивали из окон, опасаясь насилий, и пустились в темноте бежать через сад, смешавшись с публикой, наполнявшей трибуны.