Наполеон, или Миф о «спасителе»

Национально-патриотическое движение на севере Италии весьма незначительно. Крупные землевладельцы, так же как и бывшие якобинцы, охотно служат в новой администрации. Иначе обстоит дело в Риме, где буржуазия слишком долго жила щедротами аристократии и папского престола, чтобы в одночасье отречься от них. Да и старинные дворянские роды, за некоторым исключением (Боргезе, Спада, Чижи), предпочитают сохранять дистанцию. Рим не простит французам похищения Пия VII и планов перенесения Ватикана в Париж. Но не столько национальное унижение, сколько рекрутские наборы раздражают общественность. Когда новые префекты Тразимена и Рима — Турнон и Редерер — объявили 30 апреля 1810 года очередной призыв, треть рекрутов ушла в подполье. Даже результаты выдающейся деятельности Турнона, который за три года осушил Понтийские болота, разбил террасы и парки, протянувшиеся от виллы Медичи до виллы Боргезе, раскопал древний Рим и превратил Кампанию в гигантскую хлопковую плантацию, не изгладили из памяти итальянцев факта заточения Пия VII. Риму не суждено было долго оставаться второй столицей Империи, несмотря на грандиозные планы, которые связывал с ним Наполеон. Хрупкое равновесие, достигнутое в Италии к 1807 году, нарушится вскоре после ареста папы.

Париж

Несмотря на объявленное в 1804 году Наполеоном намерение перенести резиденцию французского правительства в Лион, поближе к Италии, Париж по-прежнему остается столицей Империи. Во дворце Тюильри размещается правительство: министерства и главные управления, в Бурбонском дворце — Законодательный корпус, в Люксембургском — сенат.

Облик города, население которого за пятнадцать лет увеличилось с 500 до 700 тысяч, почти не изменился в эпоху Империи. Наполеоновский Париж — Париж Людовика XVI, украсившийся лишь несколькими монументами: Вандомской колонной, возведенной в 1810 году Гондуэном и увенчанной статуей императора работы скульптора Шоде, Триумфальной аркой на площади Карузель, достроенной в конце 1808 года архитекторами Персье и Фонтэном, фундаментом Арки Звезды, заложенным Шальгреном, улицей Риволи с аркадами, церковью Мадлен, строительство которой было начато еще до Революции, но которую Наполеон пожелал сделать святилищем своей славы, несколько набережных и мостов… Не мало, но и не так много, чтобы, по замыслу Наполеона, преобразить Париж, превратив его в величественный город дворцов и общественных зданий.

Эпохой Империи датируется начало великого исхода провинциалов в столицу. Основной поток эмигрантов составляют сезонные рабочие. Ежегодно 40 тысяч поденщиков наводняют Париж. С наступлением мертвого сезона многие из них остаются в столице и оседают в трущобах центральной части города, образуя ядро тех преступных групп, которые в эпоху Луи Филиппа будут описаны в произведениях Эжена Сю и Виктора Гюго.

Вместе с тем продолжается индустриальное развитие Парижа, начавшееся еще во время Революции. Устранение Англии как конкурента способствует развитию хлопчатобумажной промышленности. Научные открытия и нужды войны обеспечивают прогресс в области химии и машиностроения; приток иностранцев стимулирует производство предметов роскоши (ювелирных изделий, часов, мебели). Однако этому подъему недостает стабильности из-за ограничений, налагаемых администрацией, которая боится чрезмерной концентрации рабочей силы в столице. Ее не приветствуют и парижские предприниматели. Из каждых десяти тысяч Ришар Ленуар обеспечивает местами не более тысячи, идя навстречу пожеланиям администрации, опасающейся неконтролируемой агломерации столицы. Не допустить голода, безработицы и эпидемий — такова неусыпная забота властей.

Превосходство Парижа может проявиться и проявляется лишь в творческой и интеллектуальной сфере. Вкусив радостей столичной жизни, Стендаль преисполняется презрением, не всегда справедливым, к провинции. Разве не было в провинции своих газет, академий, театров? И все же провинция не в силах соперничать со столицей. Отсюда то колдовское очарование, которым обладал Париж в глазах остальных жителей Империи.

Объединение

Но насколько прочной была эта Франция, с ее сорокадвухмиллионным населением, говорившим как минимум на шести языках, не считая местных диалектов; с промышленно развитыми севером и востоком, пшеничными полями Иль-де-Франса и лесистой Нормандией; с пришедшими в упадок портовыми городами и углублявшейся экономической отсталостью центра? Не слишком ли хрупким было достигнутое в 1807 году равновесие?