Наполеон - исчезнувшая битва

Император попросил меня принести всё, что надиктовал... Две недели читал и вносил поправки, а вчера наконец сказал мне: "Мы славно потрудились". Да, образ, который он создал, великолепен! Гений, преданно служивший великим идеям на фоне палящих пушек, развевающихся знамен, мундиров марширующей гвардии и павших к его ногам государств. Каким тусклым будет казаться мир старых монархий после этого сочинения! Император в блеске великих подвигов вновь возвращался к современникам, чтобы уйти к потомкам в бессмертие.

Сегодня он попросил меня дописать следующее (он назвал это послесловием): "Меня не заботит, как будут искажать мои поступки. Моя жизнь - гранит, о который ругатели обломают зубы. Историки вынуждены будут рассказывать о моих подвигах. Ибо дела мои говорят сами за себя, точнее сверкают, как солнце! Я обуздал хаос, облагородил революцию и раздвинул до небес пределы славы. Все это чего-нибудь да стоит... Мой деспотизм? Он был продиктован обстоятельствами - анархия и великий беспорядок уже стучались в дверь, когда я пришел... Моя страсть к войне? Читайте мой рассказ - на меня всегда нападали... Стремление к всемирной монархии? Да меня сами враги заставили стремиться к этому! Честолюбие? Но самое великое. Я мечтал утвердить царство разума, дать простор человеческим талантам. Надеюсь, историки пожалеют, что такое честолюбие осталось неудовлетворенным..."

- Ну что ж, - сказал император, - финита! Я уверен - это будут читать поколения. - И он процитировал Библию, что бывало весьма редко: - "И увидел Он все, что создал, и вот, хорошо весьма". - Потом сказал: - Если, мой друг, вас вышлют, вы обязаны суметь провезти с собой в Европу всё, что мы записали.

- Да, сир, - ответил я, несколько удивленный тем, что он заговорил о высылке.

- Вы помните, что второй вариант наших, - так он сказал, - сочинений на случай обыска должен быть...

- Спрятан за подкладкой вашего саквояжа, сир. - Этот саквояж великолепный, кожаный, с двойным дном - он вдруг вручил мне на днях.

- Да! - спохватился император. - Мы начали с вами писать мое завещание... Возвратите мне его. Что еще у вас есть из моих бумаг... естественно, кроме того, что мы с вами написали?

- Карта Аустерлица, которую вы мне дали. И письма русского царя после Тильзита, сир.

- Возвратите мне всё это, мой друг.

Я поднялся в свою комнату и принес бумаги. Он сложил их в стол.

- "И совершил Он к седьмому дню дела свои, которые Он делал, и почил Он в день седьмой от всех дел своих..." Теперь я могу спокойно заняться завещанием. А вы... вы напишите побыстрее то письмо.

Он имел в виду очередное письмо об издевательствах губернатора. Император предложил мне отправить его с покидавшим остров чиновником Ост-Индской компании. Я предупредил императора, что человек этот показался мне очень подозрительным. Я был почти уверен, что он - шпион губернатора.

- Ничего подобного, - отвечал император, - мне он внушает доверие. Да и Киприани его проверял...

Когда я закончил письмо, император позвал Киприани и поручил передать его англичанину...

В тот вечер император долго прощался со мной и сказал:

- Мое будущее наступит тогда, когда меня уже не будет... Главное свое сражение я, кажется, выиграл... Не оплошайте и вы. - Я не понял и переспросил. Он засмеялся и вместо ответа повторил: - "И почил Он в день седьмой от всех дел своих..."

Пишу на корабле. Как я и говорил, англичанин донес Лоу... Меня выслали. Но обыск был небрежный. Ибо, к счастью, Лоу решил, что, так как высылка моя внезапна, вряд ли я успел спрятать что-то серьезное. Так что за подкладкой саквояжа я благополучно вывез рукопись.

На корабле я часто вспоминал спокойное лицо императора и радовался, что он не вспылил и не пустил в ход заряженное ружье, которое всегда стояло у его кровати.

И только теперь, через много лет, я все понял... Он и не должен был вспылить. Этот фантастический человек, как всегда, предугадал "действия противника". Он нарочно все сделал для того, чтобы письмо перехватили и меня выслали... Он знал, что обыск будет небрежен и я смогу уехать с законченной рукописью... Вот почему, когда меня уводили, из его спальни не донеслось ни звука... Я понял теперь его последние слова, обращенные ко мне: "Мое будущее наступит тогда, когда меня уже не будет. Главное свое сражение я, кажется, выиграл. Не оплошайте и вы".

Но, вернувшись в Париж, я выяснил, что понял далеко не всё. Оказалось, у императора была еще одна, может быть, главная тайна. Впрочем, так и должно было быть. Он не мог так просто от нас уйти...