Наполеон - исчезнувшая битва

Беды обрушились на нас тотчас после ухода из Москвы. Я еще сумел огрызнуться, разбив русских под Малоярославцем, но после дела пошли совсем плохо. Начались жестокие холода, и теперь мы ежедневно теряли несколько сот лошадей. Так мы дошли до Смоленска. Хоть и тяжело было продолжать идти в такой холод, но оставаться в сожженном городе без продовольствия и зимней одежды было еще тяжелее! И мы пошли дальше... Уцелевшие лошади скользили по обледенелой земле, падали... И все чаще гремели выстрелы. Сначала стреляли, чтобы не мучились лошади, потом... чтобы не мучились обмороженные люди, которые больше не могли идти...

Запишите, Лас-Каз: я шел по ледяной дороге в обжигающий мороз, шел пешком, как когда-то в Египте, шел, опираясь на березовый посох, вместе со своими солдатами. И бараний тулуп и меховая шапка не спасали от проклятого холода... Мюрат проиграл Тарутинское сражение, и мы отступали теперь по разоренной Смоленской дороге... От великого до смешного - один шаг... Сколько раз мне придется это произносить во время русского отступления! Как хохотала судьба! Солдаты армии, именовавшейся Великой... оборванные, в полусгоревших в Москве шинелях, которые не грели... и поверх шинелей накручено всякое тряпье... Это была не армия, а какие-то кучи со свалки... А мороз все крепчал. Единственный талантливый русский полководец, "генерал Мороз", добивал моих солдат, и они падали от холода и голода... и умирали прямо на глазах. Но ни ропота, ни слова осуждения я не услышал! Запишите: никогда и никому солдаты не служили так, как мне, - до последней капли крови, до последнего крика, который всегда был: "Да здравствует император!"

Только старая гвардия сохраняла доблестный вид. Они сбросили обтрепанные шинели и шли в одних мундирах. В высоких медвежьих шапках, синих мундирах и красных ремнях мои гренадеры были по-прежнему великолепны, они презирали русские морозы. "Тебе очень холодно, мой друг?" - спросил я старого солдата. "Я смотрю на вас, сир, и мне тепло", - таков был его ответ... На моих глазах гвардию атаковали казаки. Они налетели, как саранча. Но гвардейцы, повидавшие со мной все виды смерти, сомкнутым строем прошли сквозь это месиво людей и лошадей...

Я надеялся достичь реки Березины прежде русских. Мороз достигал двадцати градусов, дороги обледенели, лошади падали и околевали уже тысячами: все кавалеристы шли пешком, приходилось бросать пушки, уничтожать боеприпасы. К четырнадцатому ноября моя армия осталась без артиллерии, кавалерии и обоза. Без кавалерии я не мог разведать положение русских, а без артиллерии - вступить с ними в бой. И русские пользовались этим - казаки постоянно атаковали наши колонны. Все, что отставало от армии, становилось их добычей. Эта нерегулярная кавалерия оказалась в тех обстоятельствах полезной для русских и страшной для нас.

У реки Березины мы должны были погибнуть - русские заняли все переправы. Эта река имеет сорок туазов в ширину, берега покрыты незамерзшими болотами, и форсировать ее в лютый мороз - отчаянно. Три армии русских должны были вот-вот соединиться. Перед нами стоял Чичагов, с тыла меня нагонял Кутузов, а с севера подходил Витгенштейн. Причем у каждого из них было больше солдат, чем во всей моей поредевшей армии. И ночью в палатке, пытаясь согреться в жалких лохмотьях когда-то великолепного мундира, наш модник Мюрат спросил меня: "Это - конец?" Я сел и при нем стал думать за русских - как им вести сражение... И настолько увлекся - уж очень хороша была у них позиция! - что даже забыл, против кого я выстраиваю победу. Я показал Мюрату, как нас следует уничтожить. Но ему было чуждо наслаждение красотой диспозиции. Он сделал нормальный вывод храбреца: "Ну что ж, значит, мы все погибнем - нельзя же нам сдаваться!" Я его успокоил: "Это случится, если они будут действовать, как я, но к нашей с вами радости меня с ними нет..."

Все-таки ночью я приказал сжечь знамена Великой армии и все донесения из Парижа. А на рассвете показал Мюрату ложный маневр, которым я обману русских, - и мы перейдем Березину. Надо было видеть, как радовался этот не самый умный и совершенно мне доверявший храбрец!

Все получилось... Я начал наводить ложную переправу южнее городка Борисова и этим маневром обманул адмирала Чичагова (с благодарностью вспоминаю имя этого ничтожества). Освободив для настоящей переправы берег реки севернее Борисова, я приказал саперам возвести два моста. Стоя по грудь в ледяной воде, они вбивали в илистое дно брода сваи. Был страшный мороз... Кто сочтет, сколько их замерзло, ушло на дно?.. Но мосты они навели...