Наполеон - исчезнувшая битва

Я мог подвести итог: случай взорвал мост и лишил меня армии, как перед этим случай не дал мне воспользоваться победой под Дрезденом. Да, моя звезда зашла. Счастье отвернулось от меня!.. Впоследствии, когда я освободил Папу, прощаясь со мной в Фонтенбло, он сказал: "Вы решили объединить Европу кровью и армией... а Он с Креста, без всяких армий, совершил это одной Любовью... Вы наказаны, Бог отвернулся от вас..."

Император остановился.

- Это не надо... вычеркните...

Впоследствии он припишет эти слова себе.

- Я отступил к Франкфурту, а потом и к Рейну. Но, и отступая, с жалкими остатками моей армии я успел разбить союзников. Это дало мне передышку, и за несколько дней я выстроил линию обороны на Рейне.

Восьмого ноября вечером я вернулся в Париж. Перед моим приездом, словно в насмешку, в столицу привезли знамена. Те самые, которые мы взяли у врага в первый день печальной битвы под Лейпцигом...

Вскоре со мной простился Мюрат. Упросил отпустить его спасать свой трон в Неаполе и мои войска в Италии. Прощаясь, он смущенно крутил огромные усищи и прятал свои очаровательно-глупые голубые глаза. И я понял, что уже никогда не увижу его расшитые золотом куртки самых немыслимых цветов и фасонов... Храбрец бросал меня.

Отпала Голландия... Генерал Лебрен бежал, мои войска покинули страну. Англичане привезли туда править принца Оранского... Была решена и судьба бедного Жозефа. Мои маршалы Сульт и Массена отчаянно сражались в Испании и Португалии - но что они могли без меня?!

Я написал матушке: "Вся Европа восстала против меня. Мое сердце удручено множеством забот".

Да и во Франции дела были не лучше. Я терял власть.

Я попросил Сенат о наборе новых трехсот тысяч солдат. Потом еще ста восьмидесяти тысяч, а в октябре - еще ста шестидесяти - за счет призыва пятнадцатого года. Я не желал больше иметь дело с союзниками. Сенат согласился, но... Да, я впервые услышал от сенаторов "но"! Они посмели заговорить... о моем деспотизме! Они заявили, что мое желание продолжать войну мешает "установлению желанного мира, в котором так нуждается народ". И я ответил им: "Я представляю народ! Если вас послушать, то я должен согласиться на позорный мир и отдать врагам все, что они требуют. Нет, тысячу раз нет! Я заключу совсем другой мир через три месяца - и это будет почетный мир, достойный моего народа! Или я погибну!"

И, клянусь, я добился бы этого! Но я не знал, что и в армии меня ждут противодействие и скрытая измена. Я никак не мог собрать в кулак свои силы. Мои маршалы с их корпусами... вдруг перестали быть мобильны... "Приказываю вам выступить и через шесть часов быть на поле боя! - писал я Ожеро. - Я хочу увидеть ваш плюмаж в авангарде!" Но я так его и не увидел. Это было не просто предательство. Скрытая зависть, которую они столько лет таили... теперь торжествовала. И мой Ожеро потихонечку перекинулся к австрийцам... Однако я решил до конца бороться с судьбой, которая теперь вела себя, как продажная девка!

В это время Фуше написал мне, что, так как разгромить Пруссию, к его величайшему прискорбию, мне не удалось (насмешка, насмешка!), он решил вернуться в Париж. Я немедленно велел ему отправиться в Неаполь, к Мюрату. Едва приехав туда, мерзавец предложил Мюрату вступить в антифранцузский союз, тем самым сохранив свое королевство. Правда, на всякий случай прохвост сообщил мне об этих якобы "планах Мюрата". Впрочем, и неаполитанский король сообщил мне о предложениях негодяя.

Почему я допустил эту поездку Фуше? Я был совершенно уверен в Мюрате. Но вскоре я узнал, что Мюрат... женатый на моей сестре!.. который нес мою корону во время коронации и правил в Неаполе под именем Иоахим Наполеон... и моя родная сестра... примкнули к австрийцам! Мюрат встретился с Меттернихом и сделал первый шаг на пути предательства - разрешил в Неаполе торговлю с англичанами. После чего согласился помочь австрийцам изгнать мои войска из Италии. Глупец уже видел себя хозяином в Риме. Но я сумел расплатиться с ним за предательство - освободил Папу, законного владыку Рима, и отправил его в вечный город. Так что желанного Рима Мюрат не получил... И вообще, как положено глупцу, Мюрат все делал не вовремя. Он не вовремя предал меня и не вовремя выступил за меня (во время Ста дней*). Жалкий глупец не знал, что Бог войны ревнив и не прощает храбрецам предательства. Представляю лицо бедняги, когда его вели на расстрел...

В конце тринадцатого года союзные армии форсировали Рейн и перенесли войну на территорию Франции. И осмелевшие сенаторы впервые обратились ко мне с требованием - да, уже с требованием немедленно заключить мир любой ценой. Савари предложил арестовать их, устроив "второй том дела герцога Энгиенского". Я объяснил ему: "Первый том навсегда убедил меня в ненужности второго. Кроме того, мой бедный Савари, тогда у меня был союз с победой, а теперь мы разбиты. У Франции теперь другая роль: победительница стала жертвой".