Наполеон. Отец Евросоюза

В Бордо герцогиня ангулемская, «единственный мужественный человек во всей фамилии», объезжала казармы, тщетно пытаясь вызвать клики «Да здравствует король!» Ей пришлось вместе с мэром Линшем опять уйти в изгнание. В Тулузе Витроль и герцог ангулемский старались устроить центральное правительство и набрать рекрутов-роялистов. Записалось несколько дворян и студентов. Но как только они покинули Тулузу, там водружено было трехцветное знамя: генерал Шартран заставил признать Наполеона во всем верхнем Лангедоке. Область Роны оказала более продолжительное сопротивление: при содействии генералов Компана и Эрнуфа, Массена организовал шайку роялистов, которая прошла вверх по обоим берегам Роны двумя колоннами и разбила при Лориоле небольшой отряд солдат, верных императору. Но роялисты были хозяевами только на местах своей стоянки: как только они уходили откуда-нибудь, сейчас же за спиной у них вспыхивало восстание. Груши, посланный в Лион, принял энергичные меры к подавлению всяких волнений. Роялисты, оттесняемые все далее и далее, вынуждены были капитулировать в Ла-Палюд (8 апреля). Герцог ангулемский, которого, невзирая на капитуляцию, думали одно время удержать в качестве заложника, получил возможность сесть на корабль в Сетте. Принес повинную и Массена. В Вандее сопротивление грозило перейти в гражданскую войну. Прежде всего герцог бурбонский и генерал д’Отишан разожгли старинную ненависть «белых» против «голубых». Стали образовываться отряды шуанов; эксплуатировалось отвращение местного крестьянского населения к военной службе. Твердое поведение генерала Фуа смутило роялистов. Герцог бурбонский морем уехал в Испанию; за пять дней мир, по-видимому, был восстановлен. Но несколько позднее другое, более опасное восстание вызвало живое беспокойство: д’Отишан, Сюзанне и Сапино подняли страну; пламя восстания охватило Вандею, Бретань, Анжу и Мэн. Масса бродяг, нищих, которые предпочитали «искать свой хлеб, чем его зарабатывать», поднялись и стали под знамена короля. Для начальствования над ними Людовик XVIII послал молодого маркиза де Ларошжакелена. В течение целого апреля подвижные колонны солдат, жандармов и пограничников ничего не могли поделать, города находились в опасности. Даву умоляли не посылать в армию контингенты с запада, которые известны были своим отвращением к рекрутскому набору. Фуше, обещавший императору покончить с этим восстанием, поручил графу де Маларти, бывшему начальнику штаба мэнской армии, убедить мятежных вождей, что восстание пока преждевременно, что оно скорее повредит, чем принесет пользу Бурбонам; Маларти сумел добиться примирения. Один только Ларошжакелен продолжал сражаться; он был убит во время одной стычки с колонной генерала Траво (май 1815 г.). Вся остальная Франция, казалось, признала империю.

Состояние общественного мнения. Новому правительству было гораздо труднее удержаться, чем заставить признать себя. Бурбоны раздражили всех; Наполеон стремился не раздражать никого; он не тронул чиновников, назначенных Бурбонами, рассчитывая, что его успех привяжет их к нему. Да и вообще, можно за несколько дней поднять революцию в целой стране; но требуется много времени на создание нового чиновничьего персонала. Префекты Людовика XVIII, из которых, впрочем, многие служили уже Наполеону, остались на местах и вяло поддерживали его. Мэры почти все были из крупных бар, настроенных враждебно; духовенство открыто выступало против императора. Поддержкой для Наполеона являлось народное настроение и культ армии; против него было настроение тех правящих классов, которые ставили ему в вину иноземное нашествие и раздел Франции, считая эти явления плодом его деспотизма. Нечаянное нападение удалось, но Франция скоро одумалась. Стали побаиваться неизбежных для предстоящей войны рекрутских наборов. Многие новобранцы не шли к своим частям; целый ряд общин отказался поставить потребность людей. Париж был относитрельно спокоен; буржуазия, настроенная враждебно, молчала; предместья, очень расположенные к Наполеону, ждали поворота к якобинской политике. Императора два раза приветствовали кликами – в опере и во Французском Театре. Но в его отсутствие возникли беспорядки, сопровождавшиеся перебранкой: некоторые зрители требовали Марсельезу или Ca ira, другие свистали. Цензура была отменена декретом; но Фуше, вступив в особые переговоры с редакторами главных журналов, обеспечил себе умеренное направление в печати. Однако он позволял печатать постановления и нападки роялистских журналов под предлогом, что не следует оставлять публику в неведении насчет всей этой лжи и клеветы, пусть она сама оценит все это. Париж был наводнен целым потоком пасквилей, брошюр и памфлетов; большинство их исходило от либералов, небольшое количество – от республиканцев или непримиримых бонапартистов, очень мало – от чистых монархистов.[44]