Наполеон. Заговоры и покушения

– Несчастливые обстоятельства, – начал Моро, – могут, случайно или нет, за несколько мгновений перечеркнуть жизнь самого благородного человека. Сейчас я кладу всю свою жизнь на одни весы с обвинениями, выдвинутыми против меня. Моя жизнь всем хорошо известна. Я стал военным, потому что так было надо, ведь я был гражданином своей страны. Мой характер формировался под боевыми знаменами, и я сохранил его неизменным.

– Все это замечательно, но почему вы попросили слова? – удивился Эмар. – Неужели лишь для того, чтобы сказать это?

– Нет, – спокойно продолжал Моро. – Я надеюсь, что нация не забыла, как я вел себя на полях сражений, не забыла моей репутации. Мне много раз предлагали встать во главе правительства, но я всегда считал себя созданным для командования армиями, а не государством.

В этом Моро был прав. Много или немного, но один раз точно предлагали. Вспомнить хотя бы события 18–19 брюмера: Наполеону ведь помогли совершить этот государственный переворот! Одним из действительных авторов этого переворота был влиятельный член Директории Эмманюэль Сийес, ставший потом вторым консулом. Так вот, не будь Наполеона, он использовал бы для этой цели какого-нибудь другого популярного в армии генерала. Известно, что он предлагал этот проект генералу Моро, но тот отказался сотрудничать с Сийесом. А ведь будь его амбиции посильнее, история не только Франции, но и всей Европы могла бы сложиться совершенно иначе.

– Когда мне поручили командование Рейнской армией, – продолжал Моро, – мои успехи были, как никогда, быстрыми и многочисленными. Какой был удачный момент для заговора! Разве амбициозный человек упустил бы такую возможность, будучи во главе победоносной и верной ему стотысячной армии? Я же оставил армию и отошел к простой гражданской жизни.

И в этом Моро был прав. В зале суда по рядам пошел шум одобрения. Председатель суда Эмар забил в колокол, требуя тишины.

– Господа, мне больше нечего сказать. Таков мой характер. Такова была моя жизнь. И вот теперь меня пытаются обвинить в том, что я бандит и заговорщик. Благородный человек, которому поручена моя защита, надеюсь, убедит вас в том, что эти обвинения ни на чем не основаны. Вы, господа судьи, знаете свои права и свои обязанности, вся Франция будет вас слушать, вся Европа будет на вас смотреть, не забывайте об этом!

Моро оглядел зал. Стояла гробовая тишина. Все ждали продолжения.

– Вся моя жизнь была посвящена только Франции, только революции! – продолжил он. – Сейчас же она стоит лишь капли чернил, необходимой для подписания смертного приговора. Но никто в этом мире не заставит меня раскаиваться в чем-либо. Клянусь: я жил и умру гражданином Франции!

Весь зал дружно разразился аплодисментами. Некоторые женщины бросали к ногам Моро цветы, через окна послышался гул солдатских выкриков:

– Моро невиновен! Свободу генералу Моро!

Мадам де Сталь в своих «Мемуарах…» восторженно написала:

«Генерал Моро произнес в суде одну из прекраснейших речей, какие знает история человечества. Сохраняя необходимую скромность, он напомнил о сражениях, которые выиграл с тех пор, как Францией правит Бонапарт; он попросил прощения за то, что порой высказывал свои мысли с чрезмерной откровенностью и обиняками сравнил бретонский характер с корсиканским; наконец, в эту опаснейшую минуту он обнаружил разом, и незаурядный ум, и беспримерное присутствие духа».

После того как зал кое-как успокоили, слово было предоставлено мэтру Боннэ, который тут же поднялся на трибуну.

Боннэ говорил целых шесть часов с перерывом в один час. Он начал свою речь следующим образом:

– Итак, генерал Моро в оковах! Конечно, самыми большими и славными заслугами, самыми блестящими победами, самыми важными завоеваниями, спасением многих армий – ничем нельзя приобрести гнусного права вредить своей родине внутренними междоусобицами. Но эти подвиги, эти завоевания, эта геройская и безграничная самоотверженность, столько доблести, так много побед, двадцать пять лет настоящей честности – будет ли все это потеряно при решении дальнейшей судьбы моего знаменитого подзащитного? Нет, господа: разум и справедливость сильнее неразумия и неблагодарности! Эти спасительные воспоминания, которые витают над моим подзащитным, еще не есть оправдания, но они являются более чем вероятным предзнаменованием их.

Председатель суда несколько раз останавливал защитника. Когда после очередной остановки государственный обвинитель вставил со своей стороны замечание и назвал Моро изменником, мэтр Боннэ ответил следующей замечательной тирадой: