Исходя из всего этого можно было бы прийти к заключению, что не будь наполеоновских войн и, прежде всего, континентальной блокады, промышленность на континенте развивалась бы гораздо быстрее. Однако всё далеко не так просто. Ещё до французской революции стало ясно, что европейские промышленники почти не в состоянии конкурировать на открытом рынке с британской промышленной революцией, при этом текстильная промышленность в равной степени Франции, Саксонии и Швейцарии оказалась под угрозой, которая могла стать фатальной. Поэтому, хотя континентальная блокада, видимо, внесла определённые искажения, этот вопрос необходимо рассмотреть в ином свете. Как подчёркивает Крузе:
Имея это в виду, рассмотрим реальные достижения континентальной Европы в наполеоновскую эпоху. Нечего и говорить, что, учитывая ярко выраженный франкофильский характер континентальной блокады, самым сильным был прогресс в Великой Франции. Как и в Британии, быстрее всего развивающимся сектором экономики стала хлопчатобумажная промышленность. Она базировалась в шести основных районах — Париже, Нормандии, Фландрии-Пикардии, Эльзасе, Бельгии и Рейнланде — где стремительно росло потребление хлопка-сырца и производство готовых тканей. Так, в 1802 г. было произведено 5000 тонн тканей, к 1804 г. эта цифра выросла до 10.800 тонн; в равной мере вывоз хлопчатобумажных тканей за 1807–1810 гг. вырос на тысячу процентов, а валовой объём продукции за это время увеличился примерно в четыре раза. Между тем, если рассмотреть число веретен, то к концу 1810 г. в Генте, Лилле, Рубе и Туркуане (Tourcoing) их насчитывалось всего 293.000, тогда как в 1814 г. после нескольких лет депрессии в Париже их было 150.000, а в департаменте Нижняя Сена — 350.000. С этим был сопряжён одновременный резкий рост числа текстильных предприятий и населения таких городов, как Гент, Мюльхаузен и Сен-Кантен.
Но от экономического бума выиграла не только хлопчатобумажная промышленность. Появление ткацкого станка Жаккара дало мощный толчок развитию шелкоткацкого производства в Лионе и Сент-Этьене, тогда как в Рейнланд-Крефельде (Rheinland-Krefeld) производство шёлка, может быть, даже удвоилось. Шерстяная промышленность, сильно подгоняемая запросами военных, переживала определённый технологический подъём, а предприятия её начали укрупняться; возникли важные центры производства шерсти в Вервье (Бельгия), Эльбефе и Лувье (Louviers) (Нормандия), Реймсе и Седане (восточная Франция) и Аахене и Юлихе (Julich) (Рейнланд), при этом старые районы производства для внутренних нужд, напротив, страдали от значительного спада. Если отвлечься от текстильной промышленности, значительное технологическое обновление произошло в химической промышленности, намного увеличилась добыча угля на севере, где она за 1807–1809 гг. выросла на тридцать три процента, а в Бельгии она росла ещё быстрее и к 1810 г. составила 1.500.000 тонн за год, в Париже, Мюльхаузене, Льеже и Вервье началось производство машинного оборудования, большое значение приобрела металлообрабатывающая промышленность в Дюрене (Рейнланд), а к 1811 г. производство штыкового чугуна в Бельгии более чем удвоилось по сравнению с 1789 г., хотя во Франции оно находилось в состоянии стагнации, оставаясь по большей части архаичным в техническом отношении и мелкомасштабным по организации. Наконец, затруднения с колониальным импортом даже привели к появлению нескольких новых отраслей промышленности, таких как производство свекольного сахара и заменителей индиго.