Наполеоновские войны

Алопеус предложил царю хитроумный план, как тайно вывезти Леппиха с его рабочими в Россию и засекретить постройку воздушного шара. Посланнику была передана от Александра I личная благодарность за «ревность к его службе», а также бланки паспортов и деньги для проезда изобретателя и его команды. В Мюнхене князь Барятинский тайно вручил Леппиху российский паспорт на имя курляндского уроженца, доктора медицины Генриха Шмита. Вместе со своим помощником Вильгельмом Мейером тот проехал через баварские и австрийские владения в Радзивиллов. Уже 1 мая 1812 года в городе Луцке «путешественники» встретились с посланником Алопеуса – Шредером. Дальше начала действовать уже другая «легенда прикрытия». Фельдъегерский прапорщик Иордан вместе с заданием сопровождать Леппиха получил документы на имя курляндца Фейхнера. 14 мая он привез Московскому гражданскому губернатору Н. В. Обрезкову собственноручное письмо императора Александра I, в котором тому повелевалось, чтобы он «тайно в окрестностях столицы поместил Леппиха и снабдил средствами для производства его работ, не сообщая об этом главнокомандующему графу Гудовичу» (такова была степень секретности этого мероприятия). Есть сведения о том, что перед этим изобретатель был принят в Вильно самим императором. Между ними состоялась приватная беседа, в ходе которой после ознакомления с чертежами и подробных пояснений Леппиха царь и предложил тому срочно выехать в Москву, где и приступить к постройке «летучего корабля».

Н. В. Обрезков и вновь назначенный главнокомандующим в Москве генерал от инфантерии Ф. В. Растопчин в условиях строгой секретности подыскали место для строительства аэростата. Им стало имение князя Н. Г. Репнина в селе Воронцово, в шести верстах от Калужской заставы. В то время этой усадьбой владела княгиня А. Н. Волконская, и по названию церкви ее называли Троицкое.

«Шмита» и «Фейхнера» поместили в имении и выдали им восемь тысяч рублей на заготовку материалов и поиск мастеровых, которые должны были помогать в работе до того, как приедут заграничные рабочие. Секретность постройки аэростата соблюдалась неукоснительно: само «предприятие» называли «фабрикой для приготовления новоизобретенных зарядов для пушек». Когда изобретателю срочно потребовалось пять тысяч аршин особой тафты, то над ее изготовлением работала вся фабрика Кирьякова, а чтобы не возбуждать излишнего любопытства, его взяли в «компаньоны» Леппиха «по торговле пластырями». Растопчин добился открытия в отделении Московского банка открытого счета для немца. Это было связано с тем, что на материалы, серную кислоту и железные опилки для получения водорода требовалось более 100 тысяч рублей – сумма по тому времени просто фантастическая. Но с расходами не считались. А еще Растопчин организовал прохождение переписки по данному вопросу в обход Московского почт-директора Ф. П. Ключарева, которому военный губернатор не доверял. Кузнецов и слесарей побоялись нанимать в Москве и послали за ними в Петербург Иордана.

Вскоре в тайной мастерской уже насчитывалось 60 рабочих, и постройка аэростата шла полным ходом. Но с каждым днем становилось все труднее скрывать производимые работы. Поэтому для этих целей потребовался дополнительный штат сотрудников и даже своя канцелярия. Начальником ее и «директором физических и химических принадлежностей» стал товарищ Леппиха – Шеффер, до этого служивший в Московской полиции лекарем. Чтобы скрыть от посторонних глаз, чем на самом деле занимаются в мастерской, Обрезков заключил с изобретателем фиктивный договор на поставку «к Новому году большого числа разных земледельческих машин». Но наилучшими хранителями секретности стали офицеры Фельдъегерского корпуса, из которых была создана специальная группа во главе с подполковником Николаем Касторским. Ему же было поручено контролировать перечисление всех денежных средств на строительство воздушного шара. Теперь над ним трудилось уже около 150 плотников, кузнецов и швей.