Наполеоновские войны

27 октября французские войска вышли на Смоленскую дорогу. Отступая, они по приказу Наполеона сжигали все деревни, села и усадьбы. До основания были уничтожены Верея и Боровск, а Можайск превращен в выжженную пустыню. Французам снова пришлось идти через Бородинское поле, где все еще хранило следы недавней ожесточенной борьбы. Тысячи гниющих на месте сражения трупов произвели на солдат Наполеона гнетущее впечатление. Сам он так же постарался как можно быстрее покинуть поле своей «победы».

А для главнокомандующего русской армией теперь самым главным было не дать Наполеону возможности собрать свои силы и создавать для его войск постоянную угрозу быть обойденными или отрезанными. Четкую задачу поставил Кутузов и перед руководителями партизанских отрядов – Давыдовым, Сеславиным, Фигнером, Ефремовым, Ожаровским, Кайсаровым, Кудашевым и другими: «Всемерное истребление противника!» Время от времени между отступавшими французами и двигавшимися параллельно им русскими частями происходили крупные столкновения. Первое из них состоялось 31 октября между Можайском и Гжатском у Колоцкого монастыря. Тогда казаки Платова уничтожили два батальона противника, захватили 20 орудий и большой обоз. Следующий удар русские нанесли 3 ноября у Вязьмы. Почти десять часов они вели упорный бой за город. Потеряв более 6 тысяч убитыми и ранеными, 2,5 тысячи пленными, французы вынуждены были поспешно отступить. А всего в подобных столкновениях наполеоновская армия потеряла около 30 тысяч человек.

2 ноября, на подходе наполеоновской армии к Смоленску выпал первый снег, а морозы достигли 12 градусов. Это усугубило панические настроения во французской армии, возникшие после поражения под Вязьмой. Кроме того, было заметно, что солдаты очень устали. Но Наполеон не дал им собраться с силами и через четыре дня приказал отступать на Оршу, к Красному. Это уже было больше похоже на бегство. Отступавшие падали от изнеможения, замерзали. Вся Смоленская дорога была завалена трупами. Наполеон приказал бросить большую часть обоза, артиллерии и снаряжения. Начался падеж лошадей, и целые эскадроны кавалерии вынуждены были идти пешком. Один из участников отступления писал: «Сегодня я видел сцену ужаса, которую редко можно встретить в новейших войнах. 2 тысячи человек, нагих, мертвых или умирающих, и несколько тысяч мертвых лошадей, которые по большей части пали от голода… 200 фур, взорванных на воздух, каждое жилище по дороге – в пламени…» Теперь в «великой армии» оставалось всего около 40 тысяч человек.

Вечером 15 ноября кавалерия Мюрата и корпус Жюно подошли к Красному. Но оказалось, что полуторатысячный французский гарнизон взят в плен и город занят русскими. На следующий день здесь началось одно из самых крупных сражений 1812 года, которое продлилось три дня. Кутузов тщательно продумал и разработал план этой операции, согласно которому удары на французов обрушились с трех сторон. Части Милорадовича теснили их с тыла и разбили корпус Богарне; войска генерала

Тормасова отрезали им дорогу отступления из Красного, а корпус Голицына в деревне Уварово вступил в бой с французской гвардией. Опасаясь окружения, Наполеон решил пожертвовать корпусом Нея и отойти по проселочным дорогам в Дубровино. При этом брошенные им остатки корпуса, побросав пушки, транспорт и даже знамена, частью разбежались, а 12 тысяч солдат и офицеров сдались в плен. Сам маршал Ней с небольшой группой солдат бежал к Днепру, а затем с большим трудом добрался до Орши. В целом наполеоновская армия потеряла в сражении у Красного 26 тысяч убитыми и пленными и лишилась практически всей своей артиллерии, в то время как потери русских составили чуть более двух тысяч человек.

Среди военных трофеев в обозе маршала Даву казаки захватили его маршальский жезл и карты Малой Азии и Индии, куда Наполеон, так и не оставивший свою давнюю мечту покорения Востока, собирался повести свою «непобедимую» армию после Русского похода. А Кутузов, рассматривая захваченные французские знамена, задумчиво произнес: «Что там? Написано Австерлиц? Да, правда, жарко было под Австерлицем; но теперь мы отомщены. Укоряют, что и за Бородино выпросил гвардейским капитанам бриллиантовые кресты… Какие же навесить теперь за Красное? Да осыпь я не только офицеров – каждого солдата алмазами, все будет мало. Не мне, русскому солдату – честь! Он, он сломил и гонит теперь подстреленного насмерть, голодного зверя…» Однако и своих заслуг Кутузов ни принижал. Уже в конце октября он имел все основания писать своей дочери: «Я бы мог гордиться тем, что я первый генерал, перед которым надменный Наполеон бежит».