Наполеоновские войны

После первых дней наступления Наполеон убедился, что овладеть Смоленском штурмом не удастся. Тогда он отдал приказ о бомбардировке города из всех орудий. «Злодеи тотчас исполнили приказ изверга, – вспоминал участник Бородинского сражения Ф. Глинка. – Тучи бомб, гранат и ядер полетели на дома, башни, магазины, церкви. И дома, и церкви, и башни объялись пламенем – и все, что может гореть, заполыхало». В боях за Смоленск французы потеряли 19 тысяч человек, русские – 10 тысяч.

Александр I покинул армию еще 19 июля и из Москвы отбыл в Петербург. Тем временем разногласия между Барклаем и Багратионом относительно дальнейшего хода ведения боевых действий нарастали. Этого не могли не замечать их подчиненные, от этого страдала армия: подкреплений не было, крайне медленно формировались резервы и ополчение, в тылу не проводились необходимые оборонительные мероприятия. Положение осложнялось тем, что командующие армиями обладали равными правами. Формально Багратион признавал старшинство Барклая как военного министра, но на деле ему не подчинялся. Оставаться в Смоленске становилось опасно, и Барклай отдал приказ об отступлении по Московской дороге. Он не хотел рисковать армией и чувствовал, что промедление грозит ей гибелью – ведь Наполеон мог обойти русские войска и ударить им в тыл, а затем и окружить. Однако очередное отступление вызвало недовольство не только в войсках. В высших кругах русского общества Барклая стали называть чуть ли не предателем. Но не предателем, не лжепатриотом он, конечно же, не был. Ряд объективных и субъективных обстоятельств вынуждали этого талантливого русского полководца в труднейшем положении действовать именно так. В объяснительной записке он изложил свою стратегию следующим образом: «…открыть отступное действие к древним границам нашим, завлечь неприятеля в недра отечества нашего и заставить его ценой крови приобретать каждый шаг, каждое средство к подкреплению и даже к существованию своему и, наконец, истощив его силы, с меньшим, сколько можно, пролитием крови нанести ему удар решительный». Целесообразность такой стратегии понимал даже противник: «То отступление, которое совершила русская армия в 1812 году от Немана до Москвы на расстоянии в 240 лье, не допустив себя расстроить или частично разбить такому неприятелю, как Наполеон… должно быть поставлено выше всех прочих». Но даже стратегически обоснованное отступление не могло длиться вечно…

В стране сложилась крайне напряженная военная обстановка. Император Александр I самоустранился от командования армией и выглядел растерянным. Еще в начале июля он писал Ермолову: «Стыдно носить мундир, ей-богу, я болен… Министр Барклай сам бежит, а мне приказывает всю Россию защищать». Стало совершенно очевидно, что прежде всего нужен полководец, способный возглавить всю русскую армию и самостоятельно, смело и профессионально решать все важнейшие вопросы, связанные с ведением войны.

Тем временем под напором французов русские продолжали отступать к Москве. Барклай де Толли по настоянию Багратиона, который открыто обвинил военного министра в отсутствии патриотизма, решил дать генеральное сражение у Царева-Займища. Конфликт между двумя командующими армиями принял настолько опасный характер, что в ситуацию был вынужден вмешаться сам император. Всем было ясно, что основной причиной военных неудач является отсутствие единого главнокомандующего русской армией.

«Приехал Кутузов бить французов!»

Поиск кандидата на должность главнокомандующего был долгим и тщательным. Среди претендентов назывались такие известные военачальники, как П. И. Багратион, А. П. Тормасов, Д. С. Дохтуров, Л. А. Беннигсен. Все кандидатуры обсуждались 17 августа в Петербурге, на заседании особого комитета, где присутствовали председатель Государственного совета граф и генерал-фельдмаршал Н. И. Салтыков, тайные советники – князь П. В. Лопухин и граф В. П. Кочубей, министр полиции Балашев и петербургский главнокомандующий С. К. Вяземский. Но ни на одной из предложенной кандидатуры члены комитета свой выбор не остановили. Наиболее достойным, опытным и внушающим всеобщее доверие полководцем совет счел М. И. Кутузова. При этом высокие сановники прекрасно понимали, что после битвы под Аустерлицем при дворе о нем все, включая императора, и слышать не желали.