29 августа 1812 года М. И. Кутузов прибыл в Царево-Займище. Обходя почетный караул, он обратился к солдатам и офицерам со словами: «Ну, как можно отступать с такими молодцами!» Однако отступать все-таки пришлось, теперь уже под его руководством. Когда до Москвы оставалось 150 километров, главнокомандующий принимает непростое решение о дальнейшем отходе армии. За прошедшие со времени вторжения два месяца русские отступили на 800 километров в глубь страны. Армия остро нуждалась в отдыхе и подкреплении. За ней неотступно следовали французы, готовые в любой момент к решительной схватке. Наполеон готовил наступление на Москву: «Если я возьму Киев – я возьму Россию за ноги; если я овладею Петербургом, я возьму ее за голову; заняв Москву, я поражу ее в сердце».
М. И. Кутузов понимал, что никакие стратегические соображения не оправдают в глазах русского общества дальнейшее отступление и генерального сражения ему не избежать. Но, по его мнению, позиция русской армии у Царева-Займища была слишком невыгодной, и потому он отвел войска к Можайску. Здесь у села Бородино и было решено встретить «великую армию» Наполеона.
Прелюдия генеральной битвы у Шевардино
Передовые полки русской армии подошли к Бородино около 10 часов утра 22 августа. Позади было почти два с половиной месяца отступления с боями, кровью и потерями от западных границ России. Впереди – схватка не на жизнь, а на смерть.
Кутузов не только рассчитывал на усиление армий, действовавших на московском направлении. Задачей главных сил было с помощью активной обороны приостановить дальнейшее продвижение противника, не допустить его подхода к Москве. Стратегия отступления русских армий исчерпала себя.
Можно только догадываться, в каком трудном положении находился Кутузов перед генеральным сражением, всего только несколько дней назад принявший армию. Он еще не знал действительного положения на театре военных действий и состояния резервов. Самым большим ударом накануне Бородинской битвы явилось для него то, что резервов почти не было. Уверения Военного министерства и московского генерал-губернатора Растопчина в том, что армия готова пополниться почти 100 тысячами резервистов и ополченцев, оказались блефом. Рассчитывал главнокомандующий и на казачьи полки Я. И. Лобанова-Ростовского, которые очень медленно формировались в Украине. Еще шесть полков готовились в районе Новгорода и Твери. Однако Александр I недвусмысленно дал понять Кутузову, чтобы он на эти резервы не рассчитывал. Слабым утешением для фельдмаршала стал только подошедший накануне битвы корпус Милорадовича.
Бородинское поле, которому предстояло стать ареной сражения, представляло собой холмистую равнину, пересеченную ручьями и оврагами, покрытую кустарником и мелколесьем. С юга и востока его окаймляли березовые и ольховые леса, а с запада на восток пересекала Смоленская дорога, ведшая на Можайск и далее на Москву. Протекала по полю и небольшая речка Колоча, впадавшая в Москву-реку. Она хотя и была мелководной, но имела крутые и обрывистые берега. Там, где река пересекалась с дорогой, над ней был перекинут мост. Бородинское поле было открытым, что облегчало действия артиллерии и кавалерии, а в остальном, с тактической точки зрения – ничем непримечательным. Единственная немаловажная его особенность состояла в том, что с этой позиции можно было легко отступить. Возможно, именно поэтому Кутузов и решился здесь дать бой.
Первыми на Бородинском поле появились инженерные войска. Они стали копать рвы, делать насыпи и укрепления, рассчитанные на круговую оборону. Стремительно теряло мирный вид и село Бородино: местное население укладывало пожитки на телеги и покидало свои дома. Три дня с вечера до рассвета русские готовили свою позицию к бою. Сделано было многое, но не все, что задумал командующий. По вине графа Растопчина солдатам не хватило для земляных работ шанцевого инструмента – у многих ополченцев не было даже лопат.