Читаем Наполеоныч. Дедушка русского шансона полностью

Наполеоныч. Дедушка русского шансона

^{Режиссер Яков Протазанов (1881–1945)}

Дебютная картина Протазанова до наших дней не сохранилась. «Как преобразовал этот сюжет Протазанов, догадаться нетрудно, — писал Алексей Лопатин. — Зерном стала история трагического падения личности. Каторжная песня дает для этого более чем богатый материал. По этому же принципу, видимо, выстраивались сюжеты и других киноромансов, снятых режиссером».

* * *

Но вернемся к проанонсированному журналом «Синема-Фоно» фильму «Сибирская каторга». За чей счет состоялся сей съемочный банкет, понятно — выезд на натуру в Сибирь финансировал продюсер Дранков. Соответственно, Гартевельд выступал в качестве консультанта и, будучи обладателем «бумаг с печатями», решал организационные вопросы на местах и отвечал за «связи с общественностью». Не вполне очевиден выбор режиссера — двадцативосьмилетний Михаил Бонч-Томашевский к тому моменту только начинал делать первые шаги в кино, после того как прогорел на ниве театрально-эстрадного шоу-бизнеса. А вот к оператору фильма — никаких вопросов: им был родственник Дранкова, бывший фотограф, а ныне кинооператор Григорий Моисеевич Лемберг[86]. Именно благодаря Лембергу Дранков в свое время овладел основами фотографии, позже основав с братом Львом собственную фотостудию. Имелся в составе этой киноэкспедиции и «почетный пассажир» — в кои-то веки в очередную поездку Гартевельд захватил с собой супругу. Судя по всему, решил похвастаться и показать жене места своей «боевой славы».

Хотя к осени 1915 года фильм был снят, далее что-то пошло не так. Лишь 8 ноября газета «Раннее утро» сообщила о том, что «состоялся цензурный просмотр картин «Сибирская каторга и ссылка», которые сняты проф. Гартевельдом. Картины эти разрешены к демонстрированию в электротеатрах». Однако премьеры в те числа так и не случилось.

Пять месяцев спустя все то же «Раннее утро» вышло с очередным анонсом: «На днях будет выпущена картина, изображающая жизнь и быт каторги. Съемки эти сделаны В. Гартевельдом в Сибири. Картины эти были просмотрены 3 апреля министром юстиции А. А. Хвостовым». Очень странный момент: цензурный комитет отсмотрел (и благословил) картину еще в прошлом году, но вот господин министр отчего-то озаботился ее просмотром только сейчас.

Появился ли в конечном итоге сей многострадальный фильм в российском прокате — сказать не берусь. Подтверждений тому доселе на глаза не попадалось. А с учетом нарисовавшихся к тому времени у российских кинопромышленников проблем — возможно, что и не попадется.

Дело в том, что с началом Первой мировой войны в вопросы цензуры, до кучи, взялось вмешиваться еще и Министерство внутренних дел, запрещая показ тех фильмов, которые «могли бы вызвать нарушения общественного порядка, оскорбить религиозные, патриотические и национальные чувства». Трактование — более чем широкое. Неудивительно, что у крупных кинопроизводителей, таких как тот же Дранков, возникли проблемы, связанные с обходом новых цензурных барьеров, тогда как многочисленные карликовые кинофабрики, располагавшие либо крошечными павильонами, либо взятыми в аренду чужими киноателье, и снимавшие дешевую откровенную халтуру (в профсреде их так и называли — «халтуристами»), напротив, зажили припеваючи. Как раз их цензоры стали теребить меньше. Порой даже закрывали глаза на то, что отдельные их фильмы демонстрировали без цензурного разрешения, крутили на специальных ночных киносеансах. По одной из версий, прокат продукции «кинохалтуристов» в последние годы жизни империи и вовсе… негласно поощрялся. Дескать, в суровых военных условиях сие «искусство» служило действенным средством отвлечения зрителя от насущных общественных и социальных вопросов.

* * *

Поездка Гартевельда летом 1915 года в Тобольск стала его последним визитом в Сибирь. В ходе этого путешествия, в которое, напомню, Наполеоныч взял свою жену, случилось происшествие, заслуживающее, на мой взгляд, упоминания.

Утром 9 августа Гартевельд с супругой погрузились на пароход «Товарпар», направляющийся из Тюмени в Тобольск. Вышло так, что этим же пароходом на побывку в родное село Покровское выдвинулся не кто иной, как «святой старец» Григорий Распутин. Как впоследствии расскажет Николай Шелехов, помощник волостного писаря из Екатеринбурга, который также был на борту «Товарпара», «в каюту Распутина на пристани в Тюмени занесли ящик коньяку». О том, что случилось далее — догадаться нетрудно: «старец» напился и устроил пьяный дебош. То бишь совершил административное правонарушение, которое, по прибытии парохода в Тобольск (уже без Распутина; его в состоянии пьяного бесчувствия вынесли и сгрузили на пристани села Никольское) было официально запротоколировано и подкреплено показаниями нескольких свидетелей.