Наполеоныч. Дедушка русского шансона

«Конец XIX века для оперного жанра ознаменовался столкновением устоявшихся канонов с новыми подходами и эстетикой, которые бурлили, смешивались и рождали пену, в которой появлялись как шедевры, так и однодневные поделки, апеллирующие к необходимости перемен в этом виде музыкального искусства. Именно на грани этих веков начинающим композиторам было как нельзя с руки попытаться заявить о себе: оперная публика, чей круг был гораздо шире, чем в наши дни, утомилась «многоярусными» шедеврами, выходящими из-под пера авторитетов, и жаждала четкости вместо условностей, реальности вместо мифологизма на подмостках — но одновременно и сохранения понятного музыкального языка. Общественный запрос не остался без ответа. В 1892 году в Милане Руджеро Леонкавалло представляет своих «Паяцев», максимально приблизивших высокую трагедию к обыденности, царящей буквально на соседней площади. Чуть ранее Пьетро Масканьи блистательно смешал высокий и низкий жанры в «Сельской чести»: так был кончен век оперных воздыханий мифологических персонажей и венценосных особ, на передний план выходили герои отнюдь не из «благородных». Дальше — больше. Обитатели если не дна, то однозначно не самых благонадежных кругов становятся героями шедевров Пуччини, будь то циничная куртизанка из «Манон Леско» или нищие студенты из «Богемы». Оперная музыка остается прекрасной, но как же меняется стилистика сочинений!

Но Россия, как всегда, отстает от апелляции к современности, которую провозглашают западные подмостки. В императорских театрах торжествуют «Пиковая дама» и «Иоланта» Чайковского — роскошные, как многоярусный торт с кремом, предельно далекие от презренных будней. Сюда же отнесем и дописанного за Бородиным Римским-Корсаковым и Глазуновым «Князя Игоря». Да и сам Римский-Корсаков изумил русского слушателя эпическими «Садко» и «Царской невестой». Среди этого торжества большой формы робким провозвестником грядущего триумфа камерной оперы выступает разве что дебют Сергея Рахманинова — «Алеко». И все же очень скоро новая оперная эстетика воцарится и в пределах нашего отечества»[11].

Вот только наш безнадежно отставший от времени Наполеоныч так и не примет новую эстетику. Всю свою жизнь в своем музыкальном творчестве Гартевельд будет стремиться укрыться под обломками рушащегося классицизма.

* * *

Работу над оперой «Песнь торжествующей любви» Гартевельд завершил к середине 1894 года. И, как оно водится, перед сценической постановкой взялся протестировать материал на знакомых. Вот, к примеру, как описывал один из пилотных прогонов оперы «Песнь торжествующей любви» выдающийся музыкант, педагог и критик Александр Борисович Гольденвайзер, тогда студент последнего курса Московской консерватории: