Наполеоныч. Дедушка русского шансона

«…Игру на гребешках ввели матросы с «Потемкина». У них во время этапа по Сибири был целый оркестр из этих своеобразных музыкальных инструментов. Во время марша хор поет с закрытым ртом — получается нечто замечательно похожее на стон — гребешки ехидно и насмешливо пищат, кандалы звенят холодным лязгом. Картина, от которой мурашки бегают по спине. Марш этот не для слабонервных, и на меня, слушавшего это в мрачной обстановке тобольской каторги, он произвел потрясающее впечатление. Трудно поверить, но один из надзирателей во время этого марша заплакал. «Подкандальный марш» можно назвать гимном каторги».

Собственно, сам текст марша умещается всего в четыре строки, которые при исполнении повторяются дважды. Вот они, эти бесхитростные строчки, от которых даже тюремные надзиратели рыдали, как дети:

В ночи шпанята и кобылка,
Духи за нами по пятам.
Ночью этап, а там бутылку
Может, Иван добудет нам.

В своем песенном сборнике Гартевельд любезно дает расшифровку аргоизмов, поминаемых в этой каторжной мантре: шпанята — младшие члены каторги; кобылка — вся каторга; духи — конвой и вообще всякое начальство; Иван — старший в камере или в этапе из бывалых каторжан[45].

Вот такой сюжетец. По мне так — классическая блатная песня, эдакий дореволюционный gangsta rap. Уж не знаю, что в ней такого мурашечного?

Да, и, кстати, о бутылке: а как собирался добывать оную песенный герой Иван? У Гартевельда на этот счет ничего не сказано. Но вот у Сергея Максимова данная метода описана предельно ясно и доходчиво:

«— Как вы водку в тюрьме достаете? — спрашивал я одного из арестантов.

— Штоф водки стоит на воле 80 копеек, дам солдату 1 рубль 60 копеек, и принесет.

То есть таков закон, таково положение; иначе и быть не может, иначе никогда и нигде не бывало и не будет.

— Арестантское дело такое, — объясняли мне другие преступники, — не согласен один — другого попроси, этот заупрямился — третьего попробуй. На четвертом не оборвешься, посчастливит, соблазнится четвертый. Такого и примера не запомним, чтобы четыре солдата вместе все каменные были».

Нечто подобное встречаем и в описании Ивана Белоконского:

«…Кстати о деньгах. Лично сам арестант ничего не может себе купить, даже имея деньги; но и здесь, как и везде, евреи снабжали желающих очень многим: табаком, селедками, булками и даже водкою, конечно, по несообразно высоким ценам. Кроме того, арестанты и арестантки на свои гроши, припрятанные ими «на всякий случай», поручали сторожам покупать то то, то другое, сторожа редко отказывались от комиссий, так как всегда очень значительный процент попадал в их карман «за проходку» и благодаря тому, что товар покупали плохой, а цены выставляли высокие».

Белоконский описывает «коррупционную модель» двадцатилетней давности. Но вот вам более свежий, максимально близкий ко времени миссии Гартевельда пример, оставленный в воспоминаниях Адриана Федоровича Тимофеева, арестованного в Киеве на областном съезде эсеров 4 декабря 1905 года и помещенного в местную, Лукьяновскую, тюрьму: