Читаем Напоминание старых истин полностью

Прежде всего я хочу поблагодарить всех вас за то, что вы прочитали мою маленькую, как я называю ее, повесть «Федор Иванович», и за то, что нашли время и желание написать о ней свое мнение. Читательские письма дороги каждому автору, тем более они дороги мне тем, что получены из ГДР, Кубы и Панамы. Повесть, как я заметил, понравилась и вызвала желание поговорить о ней. Скажу откровенно, что для меня «Федор Иванович» — это уже далекое прошлое (в том смысле, что после этой книги было написано много других), и в писательской душе моей, если так можно сказать, или в писательском сердце заняли место иные герои, как всегда (пока они в работе) более дорогие мне. Но Федора Ивановича я люблю, и думаю, что многое от его характера и от проблем, которые возникали в связи с его жизнью в повести, получили и получают развитие в других, и может быть, более емких, образах. Педро Коррея Васнес из Панамы пишет, что «было бы интересно узнать, знает ли автор о своих возможностях, как психолога, и работает ли над романом или другим литературным материалом, в котором главную роль играла бы диалектика человеческих поступков, бездонные пропасти, в которые подчас попадает человек и его необъяснимое (с точки зрения логики) поведение»? Не могу судить о своих возможностях, как психолога, потому что всякий раз, когда сажусь за стол и вижу перед собой белый лист бумаги, испытываю только одно чувство: справлюсь или нет с тем материалом, какой берусь изложить; и одно желание движет всеми помыслами моими — чтобы только то, что напишу, было правдиво и соотносилось, вернее, как можно ближе было к жизни. Особенно в вопросах такого тонкого чувства, как любовь, — так легко преувеличить или преуменьшить это чувство. Но возможность возможностью (читателю, как говорится, виднее), а над большим полотном, то есть над романом, работал всегда и продолжаю работать. Здесь больше простора, а значит — меньше недосказанности. Я имею в виду той самой недосказанности, на которую вы, Педро, обратили внимание в повести «Федор Иванович», что нет психологического объяснения конца. В данном случае, я полагаю, он излишен. Ведь концовка (не знаю, как она передана в переводе) написана мною не с категорическим утверждением, а с той интонацией сомнения, что можно поверить, что Федор Иванович не умеет любить, а можно и не поверить в это, потому что любовь-то все-таки была, и она пробудила в нем и теперь многие чувства.

Не имея возможности ответить на каждое письмо, я испытываю сейчас некоторую неловкость. Так много задано вопросов в письме Хельги Дате из ГДР, и так непосредственны они и интересны мне как автору, что хочу более остановиться на них, а заодно ответить и на другие, в том числе и Хулио Травьесо, который пишет из Кубы, что повесть «Федор Иванович» «отличается оригинальным развитием сюжета и точностью психологического анализа героя» и что, «прочитав ее, обнаруживаешь в себе желание узнать о дальнейшей судьбе Федора Ивановича и о его разбитой любви». С этим же желанием узнать о дальнейшей судьбе Федора Ивановича я получил много писем и от наших, советских читателей. Но что я могу ответить? Как говорится, я уже потерял этого героя из виду, а снова возвращаться к нему — это значит ломать все теперешние свои планы; и все-таки, видимо, придется вернуться к нему. Как и когда это будет, пока не могу сказать, но полагаю, что будет, раз это интересует читателей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Кланы Америки
Кланы Америки

Геополитическая оперативная аналитика Константина Черемных отличается документальной насыщенностью и глубиной. Ведущий аналитик известного в России «Избор-ского клуба» считает, что сейчас происходит самоликвидация мирового авторитета США в результате конфликта американских кланов — «групп по интересам», расползания «скреп» стратегического аппарата Америки, а также яростного сопротивления «цивилизаций-мишеней».Анализируя этот процесс, динамично разворачивающийся на пространстве от Гонконга до Украины, от Каспия до Карибского региона, автор выстраивает неутешительный прогноз: продолжая катиться по дороге, описывающей нисходящую спираль, мир, после изнурительных кампаний в Сирии, а затем в Ливии, скатится — если сильные мира сего не спохватятся — к третьей и последней мировой войне, для которой в сердце Центразии — Афганистане — готовится поле боя.

Константин Анатольевич Черемных

Публицистика
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука
Набоков о Набокове и прочем. Интервью
Набоков о Набокове и прочем. Интервью

Книга предлагает вниманию российских читателей сравнительно мало изученную часть творческого наследия Владимира Набокова — интервью, статьи, посвященные проблемам перевода, рецензии, эссе, полемические заметки 1940-х — 1970-х годов. Сборник смело можно назвать уникальным: подавляющее большинство материалов на русском языке публикуется впервые; некоторые из них, взятые из американской и европейской периодики, никогда не переиздавались ни на одном языке мира. С максимальной полнотой представляя эстетическое кредо, литературные пристрастия и антипатии, а также мировоззренческие принципы знаменитого писателя, книга вызовет интерес как у исследователей и почитателей набоковского творчества, так и у самого широкого круга любителей интеллектуальной прозы.Издание снабжено подробными комментариями и содержит редкие фотографии и рисунки — своего рода визуальную летопись жизненного пути самого загадочного и «непрозрачного» классика мировой литературы.

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Николай Мельников

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное