Напряжение на высоте

Иные способны разрезать металл тихо и рутинно, как восковую свечу. Другие предсказуемо направлены против всякой жизни и не имеют другого назначения. Этот же был страшнее первых двух, убивая не только молодую жизнь, но и нашу с Артемом дружбу. Он никогда не простит — тень любимой, что была отвергнута по моей вине и покончила с собой, встанет на пути примирению. Шуйский будет верить, что мог все изменить, если бы ему не мешали.

— Но как-то же лечат подобные раны? — Спокойно, не сомневаясь в компетенции невесты, спросил я.

Потому что она все еще пробовала спасти ту, которую терпеть не могла — перенося свою любовь и забывая о личности пациента, как делают все Целители.

— Если знать как, — утерла запястьем выступившие слезы Ника.

— Иметь опыт и повторить, — эхом отозвался я.

— Хозяева клинка — они знают, — бесцветно произнесла Инка, будто издалека.

Но их знания слишком далеко. Хотя, быть может, была в курсе и Вера.

Однако есть еще один путь — не передачи накопленного опыта, но постижения.

— Ника. — Обратился я к невесте весело и со смешинкой.

Чем немедленно вызвал гневный, на пороге ненависти, взгляд Артема. И недоуменный — невесты.

— Ты уж, будь добра, не затягивай, — произнес я немеющими губами и постарался улыбнуться.

Через судорогу и боль живота, собственноручно пронзенного серебристым стилетом.

Кажется, уши заложило от дикого крика — а может гибельный яд клинка добрался до органов чувств.

Мир на мгновение закружился, но под удар головы о бетон вновь обрел стабильность — мертвое небо над головой, холод у шеи и ветер, что сносит серый песок, которого в воздухе оказалось удивительно много для центра столицы.

— Ты же хочешь спасти мир? — Обозначил я движением губ, глядя на искаженное страхом и отчаянием лицо невесты.

Рядом появился Артем, что-то разъяренно требующий у Ники — пока его в буквальном смысле не снесло в сторону коричнево-черной волной, а его место занял меланхоличный Веня, принявшийся что-то втолковывать Нике на уровне жестов и рубленных слов. А потом мир затопил яркий свет.

Свет отступил вновь, явив лицо Ники, полное надежды — тут же сменившееся ужасом и болью. Веня не выражал эмоций — он коротко поклонился мне и отвел взгляд.

Досадно — потому что я-то определенно чувствовал прилив сил. Только руки и ноги не ощущались совершенно, зато я вновь мог говорить.

— Беда с планами, — с досадой пробормотал я, борясь с собственным языком. — Ника.

— Что? — Тихо произнесла она.

Не пытаясь ободрить и уверить, что все исправится и наладится.

— Там, в левом кармане. Перстни. — Прошепелявил я. — Найди.

Стараясь быть спокойной, но явно вспыхнувшая надеждой, и с ощутимо дрожащими руками, девушка мигом отыскала мешочек с гербовыми перстнями.

— Какой? — Спросила она, торопясь. — Самойловых?

— Нет. — Попытался мотнуть я головой, но не сумел.

— Борецких, да? Шуйских? — Отслеживала она мой взгляд, перебирая перстни.

— Не. — С тревогой ощутил я подступающее к лицу онемение.

— Тогда какой лечебный… Вот этот? Юсуповых? Долгоруких?.. Этот?!

— Да. — Смотрел я на герб Де Лара в ее руках. — Этот самый правильный. Ты выйдешь за меня замуж?

— Ч-что? — на секунду впала в оторопь Ника.

— Я так и не спросил. Ты выйдешь за меня замуж?

— Да… — Поникнув, осознав, что никакого чуда не будет, отозвалась невеста.

Вернее — уже жена. И слезы в этот миг заливали ее лицо — но увы, не счастья.

— Надень. — Постарался изобразить я ободрительную улыбку.

Но наверняка получилась гримаса.

Ника надела перстень на безымянный палец, нашла мою руку и с силой ее сжала.

— Ника Де Лара, — удовлетворенно констатировал я.

Но та, казалось, ничего не слышала — всматривалась в мои глаза, сжимала руку и тихонечко раскачивалась на месте.

И ничего не замечала. Ни песок, что поднимался к горизонту, ни сетки беззвучных молний в небесах, ни черно-коричневые линий позади нее, ни пролетающего мимо лапами вверх медведя.

— Я тебя люблю, ты вообще в курсе?

Ника дрогнула, выпадая из прострации. Подняла ладонь с перстнем перед глазами. Сурово посмотрела на меня, чуть сузив глаза.

И волна жаркого солнечного света, что разорвала в клочья и хмурые небеса, и песок, и коричневые ленты выжгла мне сетчатку — для того, чтобы через адскую боль от ожога, чувства сожженной кожи и крика, который застрял в горле от шока, исцелить вместе со всем телом вновь.

Новый вздох прошелся по новосозданным легким, схватив судорожным кашлем.

В новых глазах плыл мутными силуэтами мир. А в новых ладонях — были самые желанные и любимые.

— Ты, подлец, чем вообще думал, когда так поступал?! — Рявкнули мне в лицо.

Это вместо «как ты?». Но работает определенно лучше — вон я и глаза отвел, показывая, что все с ним нормально. И дернулся всем телом, рефлекторно намечая путь побега.

Потянув за ладони, я привлек ее к себе, демонстрируя работоспособность лицевых мышц. А затем шепнул пару слов, от которых Ника явно оказалась не в восторге.

— Это не ответ!

— Моя жена любит меня больше, чем весь мир. — Бодро и довольно произнес я.

— И? — Недоуменно подняла она бровь.

— Когда бы я еще проверил. — Заерзал я, ощущая какое-то маетное чувство.