Напряжение на высоте

А сам юноша наконец-то нашел ответ, откуда в большом промышленном городе столь красивый и белый снег крупными хлопьями. Потому что прямо сейчас, на его глазах, с высоченной снежной вершины гигантской горы, парящей над Москвой и закрывающей солнце, ветер сорвал длинный и красивый шельф снега и скинул на столицу вниз.

— Как вы посмели! — рявкнул дядя императора.

— Расскажите нам, кому принадлежит небо?! — рявкнули ему в ответ. — А раз всем благородным, то потрудитесь умерить тон!

— Зато земля под небом – принадлежит моему роду! — зло смотрел на него Роман Глебович, буквально сотрясаясь плечами от гнева.

Потому что гора над городом никому не прибавит настроения.

— Нам кажется, что вы не знаете, кто такие Аймара, — источая практически ощутимую материально ярость, произнес Катари. — Но на ваше счастье, мы гости и друзья. Вы вправе нас прогнать. Тогда мы вернемся врагами.

Поиграв желвакам и сжав кулаки, некоторое время Роман Глебович смотрел на него.

А затем перевел взгляд на переводчика.

— Я предприму все усилия, чтобы вы встретились с Самойловым, — бросил он и отвернулся к своим машинам, размашисто зашагав в сторону лимузина.

— Кажется, он угрожал, — подумав, все-таки решил добавить от себя специалист, когда Рюрикович уже не мог их слышать.

Потому что некоторые оттенки слов его временные наниматели тоже могли не понять.

В ответ же встретил удивление и пренебрежение во взгляде. Люди, тайно разместившие гору над огромным городом, не боялись детей.

— Возвращаемся в отель, — скомандовал Аймара.

— Что насчет Черниговского? — спросил переводчик, занимая свое место на заднем сидении рядом. — Его нет в гостинице. Возможно, будет в пятницу. Судя по газетам, планируется большой сход князей.

— А что может быть насчет него? — пожал плечами Катара.

— Я имею ввиду, что вы знаете достаточно, чтобы его наказать, — переводчик равнодушно покосился на мешок на своих коленях.

Содержимое уже не вызывало таких эмоций. А дискуссия с людьми такой величины уже не вводила в ступор.

— Самое ценное место у князей – в их кошельках, — добавил юноша. — Бедность породит агонию.

И все-таки покосился в окошко – гора все еще была на месте. Гигантская, будто аккуратно срезанная по нижней плоскости. Невозможная до такой степени, что он уже привык к ее существованию в небесах. То, что будет, если она упадет, нет-нет, но пробирало нервной дрожью.

— Одна голова – хорошо, — мудро произнес Катари, глядя на приданного специалиста и мешок. — А две – лучше.

И пока тот приходил в себя, пытаясь переосмыслить народную мудрость, задал еще один вопрос. Который был даже неожиданней предыдущей сентенции.

— Расскажи о доме.

Приказ был дан – и переводчик не посмел ослушаться. Но рассказ отчего-то начал не о квартире в Минске. Как-то само собой слова сплелись в рассказ о деревенском домике родителей. О парном молоке и умных котах. О морозных рассветах и пеших походах к дальним прудам в детстве. О случайно замеченном волке и звездном небе, от которого не оторвать глаз. Там всегда было лето, безопасно и тепло – оттого хотелось говорить и говорить.

— Твои родители все еще живут там? — выслушав все за время долгих московских пробок, спросил Аймара, когда машина остановилась у отеля, и рассказ прервался сам по себе.

— Да, — ответил переводчик, слегка улыбаясь нахлынувшим воспоминаниям.

— Тебе и родителям понравится у нас в горах, — кивнул глава клана.

Колокольный звон церквей глухо донесся из-за толстых стен. Десятый час утра – сосчитала принцесса Елизавета, зябко ежась от холода в парадном платье, которое ей так и не удалось сменить этой ночью. Пуховой платок поверх плеч, оставленный сердобольной бабкой-ключницей, мало помогал от холодной сырости помещения, о котором словно вспомнили в последний момент – определяя, где в огромном дворцовом комплексе Кремля отыскать укромный уголок для консультаций.

Вознесенное на десятки метров вверх, помещение было крошечным – два с половиной на два метра. Некогда служившее альковом для умываний или стирки одежды, ныне оно было приведено в обезличенное состояние заштукатуренных стен, стеклопакета под потолком и пары скамеек, поставленных вдоль стены. Но наличие близкой воды чувствовалось все равно – даже стены были слегка влажными, а уж холод сначала позднего вечера, затем ночи и рассвета ощущался десятикратно – с рассветом в заиндевевших окнах не было видно неба, а в углах комнаты появилась изморозь.

Зато не хотелось спать. Ее ночное пребывание в холоде не было наказанием – просто было необходимо сообщить огромный массив информации без лишних ушей и чужого внимания в крайне сжатые сроки. То, чему следует уделить недели, если не месяцы, выдавалось сжато и без приличествующей ее титулу деликатности. С этой информацией требовалось работать уже сегодня – чтобы быть женой человека, которого до того она даже не знала.