— Разве у него не колотая рана?
— Это я сломала, — мрачно смотрела на него девушка, сжимая кулаки.
— Девушка…
— Разозлил меня. Сильно.
А краска на стенах стала с тихим шорохом сползать на пол.
Мужчина примолк, потоптался на месте, тоскливо заглядывая на створку двери за ее спиной, а потом все-таки вместе с остальными организованно покинул коридор.
Судя по перешептываниям, кто-то подал идею найти еще одну девушку – ту, что была все эти дни рядом с княжичем. И если ее тут нет, то надо выяснить хотя бы имя. Ох сколько открытий чудных им сейчас предстоит…
О самом Артеме они не произнесли ни звука.
Словом, Ника уж лучше бы зашла в палату к мужу и попыталась подремать там. Но некая неловкость от содеянного присутствовала – да и чувствовать на себе укоризненный взгляд Максима не хотелось совершенно. Еще замычит трогательно, и хоть раскаивайся в голос…
Неловкость вышла плюсом – потому что попытки проникнуть в палату предпринимались неоднократно. Поодиночке и вдвоем – прогуливаясь по коридору, словно мимо.
Один даже попытался разговорить и саму – но вовремя подошедший Веня миролюбиво сел рядом, приобнял мужчину и принялся играть в гляделки. Понятно, кто моргнул первым – и, как полагается проигравшему, покинул скамейку.
Ника вздрогнула, выплывая из некого подобия дремоты – но не холод был причиной, а звук множества шагов по коридору.
Девушка вновь встала перед дверью и хмуро посмотрела в конец холла, на закрытую створку двери с матированным стеклом. Они, вместе с Веней и Максимом, все еще были в особом списке гостей, назначенным самим Шуйским Артемом – так что будут считаться, как и в прошлый раз. Больница – их, никто не спорит. Но это налагает на них же обязательства гостеприимства. Отступят, как и в прошлый раз. А если не отступят – то она в своем праве.
Вот таким образом накручивая себя, Ника и дожидалась приближающейся толпы – многоголосая ее тональность, различимая даже через закрытую дверь и расстояние, давала представление о числе посетителей.
Но в этот раз она немного ошиблась. Потому что пришли почти такие же гости, как и они сами. Быть может, даже немного уважаемей.
Принцесса Елизавета прибавила шаг ровно настолько, чтобы зайти в дверь после сопровождения из двух охранников в мундирах с гербами Шуйских, и собственноручно закрыть дверь за собой на щеколду. Шум свиты за дверью негодующе взвыл, но тут же перешел в жалобную и просительную тональность, до которой принцесса была абсолютно глуха.
— В новостях передали, что мой муж ранен, — чуть приподняла подбородок принцесса, нетерпеливо глядя на дверь. — Я желаю его видеть.
— А в новостях было мое имя? — не выдержала и взволнованно уточнила Ника.
— Нет, — скупо ответили ей, нетерпеливо вновь указав взглядом на дверь.
— Это хорошо, — выдохнула девушка.
Родственники не будут переживать.
— Так я пройду.
— Не может он говорить. У него челюсть сломана.
— И ты не вылечила? — подняла та бровь от удивления.
— Сама ломала. Самой лечить? — раздраженно произнесла Ника.
— Вот как… И что, даже совесть не царапает? — оглядела ее Рюриковна оценивающим взглядом. — Бить человека, который при смерти…
— Да это он царапает на моей совести неприличные слова! — всплеснула та руками. — Что бы ты понимала!
— Но сейчас определенно понимаю лучше, — улыбнувшись, чуть повернула принцесса голову.
— Да вылечился он уже наверное, — неловко отвела Ника взгляд. — Знаешь, какая у него мощь в трусах?
— О…
— Я в смысле, артефакты там. Вшитые, — залилась Еремеева алым цветом.
— Нет, ну если артефакты…
— Вот именно! — уверенно подняла Ника подбородок. — Так что целый он давно. Мне просто приятно думать, что челюсть еще сломанная.
Ну, без боли конечно… Ровно настолько, чтобы выглядел самую чуточку беспомощным и нуждался в ней. А не пытался завоевать мир без посторонней помощи.
— Приятно?..
— А тебя я вообще с переломанными ногами представляю, так что дверь там. Приемные часы закончены.
— С твоей стороны весьма неосторожно… — с угрозой протянула Елизавета.
— …Пускать неизвестного человека к любимому? — уперлась в нее взглядом Ника. — Когда он ослаб и спит?
— Больше вежливости и добра во взгляде, милая. Ты живешь на моей земле.
— Ненадолго, дорогая. Восемь месяцев, и все сгорит дотла.
— Я хочу говорить с ним об этом. Это наши вопросы, так что дай пройти.
— Садись на скамейку рядом и жди.
— Я, все-таки, жена, — нахмурилась Елизавета. — Первая и единственная.
Но не успела Ника даже набрать воздуха в легкие для новой отповеди, как от дверей послышался новый шум – негодующий и возмущенный, явно пробирающийся сквозь плотную свиту.
— Дайте пройти! — чуть ли не рычал женский голос. — Я — жена!
Ника и Елизавета изумленно переглянулись. А когда в дверь буквально протиснулось блондинистое создание в помятом длиннополом бежевом платье, синхронно пожали плечами.
Следом за девушкой пролез и охранник, оглядевший помещение и тут же нашедший глазами взгляды коллег.
— У нее в паспорте штамп. Паспорт настоящий, — чуть виновато пожал он плечами. — Велено родственников пускать.
— А ну дай паспорт, — ласково произнесла Ника.