Напряжение на высоте

Осознавая предложенное, даже те люди, что желали возмутиться навязываемому кандидату – да хотя бы чтобы показать, что никакой гусар их не страшит – всерьез задумались. Решение выглядело неплохо. Тем более, что судья выглядел откровенно затравленно, чтобы быть самостоятельной фигурой. А уж зная, что уже вечером Давыдов будет пьян и вновь безопасен, то фигурой он будет ничьей.

— В самом деле, господа, с таким подходом за пару месяцев управимся. Нам большой шум не нужен, по-свойски с ворьем решим, из дома сор не вынося, — раздавались голоса из разных частей стола.

— Но что до виновности этих шестерых клевретов Черниговских? — легонько стукнул остатком трости по кромке стола князь Гагарин.

— Мы не клевреты!

— Они тоже сами на себя расследование проведут? — проигнорировал он возмущенный возглас.

— Я думаю, каждый заинтересованный вправе свое расследование провести, — крутанул Давыдов ус. — Судья сравнит и выдаст вердикт.

Почти восемьдесят пар глаз вновь сошлись на Еремееве – уже оценивающе и с угрозой. Потому как с одной из сторон ему точно рассориться придется – если не со всеми разом…

— А если я все-таки откажусь, — заикнулся Еремеев еще раз. — В самом деле…

— Прими свой долг достойно, — прервал его Давыдов, развернув к себе и положа руки ему на плечи. — Прими и копай на полный штык! А если понадобится – экскаватором копай!

И незаметно подмигнул.

«Тут как бы себе метр на два копать не пришлось», — нервно пронеслась мысль Еремеева. — «Хотя эти сами выкопают. Не одни, так другие».

Панически перевел взгляд на Юсупова и с удивлением обнаружил в на мгновение поднятом от стола взгляде ту же хитринку, что только что наблюдал в глазах Давыдова… Перевел взгляд на Панкратова – но тот с яростью смотрел только на гусара. Сдвинул взгляд на Мстиславского – а тот еле-еле пальцами повел, чуть сдвинув указательный, на котором был наделяющий перстень – копия того, что лежал в кармане самого Еремеева, взятый на всякий случай. Что, вообще, происходит…

— Господа! — дернул кожу сквозняк от стремительно распахнувшихся ставень Кавалергардской залы.

А на паркет Андреевского зала стремительно и зло прошествовал император, окинув присутствующих взглядом и утвердившись на своем троне. Всякий шум стих, сменившись настороженным вниманием.

Позади тихонько просочился дядя императора, оставшись справа от трона, у самой стены.

— Моей волей заявляю о снятии с князя Черниговского всех регалий и чинов, — в такт своим словам император ударил рукой по подлокотнику трона. — Именем своим заявляю право личной мести князю Черниговскому. Именем своим объявляю земли, людей и достояние его моим личным призом.

И ошарашенное молчание было ему ответом. Однако первый шок о смещении одного из старейших опор трона прошел быстро, сменившись кое-чем более насущным.

— Но позволь, государь, наши права на виру не ниже твоих будут, — встал с места Гагарин. — Как и всех в том списке! — указал он на листы перед Мстиславским.

— В той бумаге, великий князь, твоих родичей нет, — смотрел на императора князь Долгорукий. — Нас обидели, нам с виновника и требовать.

Потому как император заберет себе все – непонятно пока, спасая этим Черниговского от потокового разграбления или приговаривая к каре куда более страшной.

— Кто-нибудь, подай мне бумагу, — замерев на секунду, сделал короткий жест император.

И кто-нибудь нашелся – один из охранников вежливо забрал у Мстиславского лист, чтобы с поклоном приблизиться к трону.

— Моих родичей нет, — окинув взглядом список, коротким кивком признал великий князь. — Мой личный слуга есть, — перевел он взгляд на князей. — Жандарм «Ока государева». Значит, я требую свое за отрубленную правую руку.

— Сравниваешь руку с жизнью моих родичей? — вскочил Шереметьев.

— А ты желал плевать на мою жизнь, как посмотрю?!! О правах говоришь, мои попирая?! Мои законы тебе уже не указ?! Оттого в твоем княжестве беззакония творятся такие, что ты либо слеп, либо в доле?!

— Я правды желаю! — отвел взгляд князь. — Правды для всякого, кто в той бумаге.

— Моя правда такова – каждому, владеющему блокиратором, смерть, — облизал губы император. — Каждому, кто тюрьму тайную затеял – смерть. Каждому, кто моего человека тронул – смерть! Приходи через три его смерти, и если он не сдохнет в четвертый, требуй свое!!!

— Неправильно так, твое величество, — посетовал Гагарин.

— Ты, князь, чего хочешь – отмщения или денег?

— Отмщения.

— Получишь, — сухо ответил ему император. — Кому деньги? Вставай, каждому отсыплю.

Желающих отчего-то не нашлось. Разве что ворчание не стихало.

— Раз денег не хотите, а правда вам нужна, то про нее поговорим! — гаркнул император. — Видел я ту грязь, что Черниговский под свет вытащил. До того, полагаю, укрывая самолично.

— Облыжно мог обвинять, великий князь! — возмутился Шереметьев. — Суда твоего страшась! Вину свою пытаясь умалить и внимание на пустое отвести.

— То расследование решит, — мрачно глянул на него император.