А там из другой двери «бобика» вышел и его коллега, перевешивая укороченный автомат на грудь – не помочь, так поддержать морально.
– Не имею желания препятствовать. – Низкий грудной голос леди очаровывал и заставлял к нему прислушиваться. – Свидетельствую, что двое на заднем сиденье машины – это Зубов Виктор Александрович и Зубов Павел Викторович, гербовые аристократы, неподсудные вашему ведомству.
– А вы, ваше сиятельство, из каких земель? – отчего-то занервничал напарник, положив руку на рацию у нагрудного кармана.
– Князья Борецкие мы, – с ироничным прищуром посмотрела на него леди.
– Так их, поди, двадцать лет как нет… – ляпнул водитель.
– Девятнадцать, – охладел голос княгини. – Двадцатый следующим годом будет. Будьте любезны, откройте дверь машины.
– А мы, ваше сиятельство, никак этого не можем, – уверенно ответили ей, загораживаясь начальственной волей, – у нас приказ их до отделения доставить.
Княгиня пожала плечиком и повела ладонью перед собой. Дверь машины на глазах обрела коричневатый оттенок, пробившийся сквозь враз облупившуюся краску, и рыхлым ржавым порошком с комьями осыпалась на асфальт и порог автомобиля. Сквозь проем, повернувшись, на княгиню с любопытством смотрел Зубов-старший. И напряженно – словно узнавая и не веря – его сын.
– Непорядок творите! Перед нашим господином ответите! – сорвался голос автоматчика, вцепившегося в рацию и, отступая назад, громким шепотом вызывавшего подкрепление.
Водитель же просто смотрел в ступоре, как стекает вниз грязной лужицей то, что было стеклом и металлом. Желание возражать исчезло, будто не было.
– В самом деле не оставят вам этого просто так, – посетовал Зубов-старший, не торопясь выходить из машины.
Он не помнил княгиню, и он точно знал, что Борецких вырезали всех до последнего человека. А значит, повода выходить из безопасного места не было ни малейшего.
– Это… вы?.. – как-то неуверенно, но с огромной надеждой спросил у него из-за плеча сын.
Виктор Александрович с удивлением посмотрел на Пашу.
– Я, – лукаво улыбнувшись, чуть наклонила голову леди. – Пойдешь со мной?
– Пойду! – с радостью отозвался Пашка, подавшись вперед.
– Сын! – строго осадил его отец. – Ты знаешь… ее сиятельство?
– Знаю, – в полный голос произнес сын.
– Ваше сиятельство, – обратился Зубов к леди, – наше общество может вас изрядно стеснить.
– Еще минут пять – вряд ли. Потом придется пробиваться из города силой.
– Какие условия нашей эвакуации? – сосредоточился Зубов.
Пусть помощь пришла неожиданно, но он уже был в условиях стесненного времени и помнил цену поспешным поступкам.
Тем более если это обманка, благодаря которой их должны выманить из машины, соблазнив легким решением их бед и знакомством с сыном, – пусть длинные разговоры дадут шанс подкреплению полиции до них добраться.
– Я предлагаю вам чистую одежду, душ и безопасное место, чтобы спокойно принимать решения, – смотрела на него княгиня, которая возрастом должна была быть его ровесницей, но во взгляде прорывалось нечто настолько покровительственное, что казалось – вернулись школьные годы, и за его попытками выглядеть взрослым наблюдала строгая, но добрая учительница.
Страхи и подозрения невольно уходили, но возвращались вновь – битый жизнью человек не доверял ни чувствам, ни зрению.
– Во что нам это обойдется? – был серьезен Виктор Александрович, несмотря на возмущенное пыхтение сына рядом, который желал вставить слово, но из-за воспитания не смел вмешиваться в беседу.
– Никакой платы. Никаких условий. Вы свободны любить и ненавидеть кого угодно. Свободны уйти, когда захотите, и звонить, кому пожелаете. Главное мое условие – чтобы кое-кто ел мои вареники. – И последняя, сказанная с улыбкой, фраза явно предназначалась его сыну, дрогнувшему и громко выдохнувшему.
– Папа, просто верь мне, – настойчиво произнес Паша.
Виктор Александрович замер, будто просьба затронула нечто глубинное в его душе. Неуверенно повел плечом, оглянулся на сына – и, обогнув узкое кресло, вышагнул из безопасности машины. Дал место выйти Пашке.
Затем медленно сосчитал до десяти и убедился, что они все еще живы.
– Забирайтесь в машину. – Леди уже была в джипе и перебралась на дальнее сиденье, оставив дверь открытой. – У нас еще две минуты свободного коридора.
И Виктор Александрович, уступив место рванувшему внутрь внедорожника Паше, забрался следом и закрыл дверь, безропотно подчиняясь слову княгини.
Княгини, которой полагалось быть мертвой, но которая сейчас была живее, чем он сам.
– Еще раз здравствуйте, – подал совершенно равнодушный голос с переднего пассажирского сиденья знакомый по отречению стряпчий, привычно удерживающий в руках планшет.
– Филипп, реестр еще не закрыт? – поинтересовалась княгиня, пристегиваясь и давая водителю отмашку на начало движения.
– Нет, ваше сиятельство, – размеренно и неторопливо ответили ей.