Напряжение

Сидя на корточках возле старинной тумбы с запыленным бюстом Оффенбаха, Изотов молча перебирал книги, тетради, журналы, которые он извлек из тумбы. Потом встал, подошел к столу и, разложив перед Потапенко два журнала мод, общую тетрадь и телефонный справочник, спросил:

— Это все — ваша собственность?

Потапенко недоуменно посмотрел на Изотова:

— А чья же? В моем доме все мое.

— Кто знает. — Изотов поднял свои белесые брови. — Вдруг эти вещи тоже оставили ваши заказчики или заказчицы.

— Нет, мои.

— Тогда я прошу, подпишите, пожалуйста, протокол в подтверждение ваших слов.

— А теперь скажите мне, — вмешался Шумский, — кто приезжал к вам из Риги? Учиться играть на аккордеоне. Ведь вы еще и аккордеонист, не правда ли?

— Да, но сейчас я играю только дома, изредка, больше для души.

— Вы не ответили мне, — настаивал Шумский.

— Не знаю, кого вы имеете в виду.

— Далматов, например, брал у вас уроки?

— Далматов?.. Далматов?..

— Ну что же вы так долго, Потапенко, вспоминаете? Он же у вас жил довольно продолжительное время. И не один. Разве не так?

— Да, да, жил, — закивал Потапенко. — Ну и что такого? Вы же сами хорошо знаете, зачем тогда спрашиваете?

— Проверить хотим. Вдруг ошибаемся? А где Далматов работает?

— Не знаю, не интересовался.

— Вот это уж нехорошо, — с нарочитым сожалением сказал Шумский. — Жить неделями бок о бок с человеком и не поинтересоваться, где он работает… Позвольте не поверить. Зря вы так говорите. Вы прекрасно понимаете, что нам выяснить, где работает человек, ничего не стоит… А вам от запирательства будет только хуже. Ну а Вента Калныня? Она что, жена Далматова?

— Не знаю.

— И где работает, тоже не знаете. Так?

— Не знаю. Ничего не знаю, — закричал вдруг Потапенко, вскакивая; кровь прилила к его лицу. — Ни-че-го…

— Сидите, сидите, — махнул рукой Шумский. — Что вы нервничаете? Спокойней… Кстати, вы знакомы с Красильниковым? Георгием Петровичем? Гошей?! Он шьет у вас что-нибудь? Или вы учите его играть на аккордеоне?

— Первый раз о таком слышу.

— Прекрасно, другого ответа я и не ожидал от вас… Жаль, но мы вынуждены вас арестовать. Собирайтесь.

Потапенко порылся в шкафу, надел старенький пиджак, повязал на толстой шее галстук. Потом, кряхтя, натянул пальто и сунул ноги в полуботинки. Огляделся, как бы прощаясь со своим жилищем, и, покачиваясь, вышел из комнаты, которую Изотов, уходя последним, опечатал.

15

Шумский плохо спал эту ночь: часто просыпался, сон был чуткий. Снился Потапенко, Шумский разговаривал с ним, но разговор носил какой-то странный характер: Шумский чувствовал, что задает совсем не те вопросы, которые следовало бы задать, и Потапенко выскальзывает у него из рук, хотя, казалось бы, все улики против него. Потом Шумский проснулся и долго лежал с открытыми глазами, разглядывая на стене неподвижную желтую полоску от уличного фонаря.

Боясь разбудить Ирину, он встал, осторожно, тихо прошел в кухню, там собрался, перекусил и, написав жене записку, отправился в управление.

В сейфе лежали изъятые у Потапенко вещи. Шумский вынул свернутый пиджак, встряхнул его и повесил на распялку, подумав, что необходимо сегодня же вызвать Назарчук для опознания этого пиджака.

Пришел Изотов, хмурый по обыкновению, невыспавшийся, но, увидев Шумского, улыбнулся и сказал вместо приветствия:

— Что-то не спится сыщику Шумскому.

— Слушай, я не понял, зачем тебе понадобился этот дурацкий телефонный справочник и журналы мод? Может, объяснишь?

Изотов загадочно ухмыльнулся и, держа в неведении Шумского, полез в сейф, достал папку с делом Красильникова. Потом, отбросив справочник и журналы, полистал общую тетрадь. Где-то в самом конце от страницы был наскоро оторван кусок, и Изотов, торжествуя, приложил на это место записку, найденную у Красильникова. Все изгибы, зубцы неровно оторванной бумаги точно совпали.

Шумский восхищенно взглянул на Изотова:

— Гений! Простой, обыкновенный гений! Нет, конечно, в ленинградском управлении работают только гении, я давно убедился в этом. Как приятно: ходишь по коридору, сидишь за одним столом в буфете с гением, — не находишь, а?!

— Теперь понял, зачем я взял справочник и журналы? Если бы я спрашивал только о тетради, он наверняка понял бы, что́ меня в ней заинтересовало, и отказался бы от нее…

В комнату заглянул Чупреев и, увидев Изотова с Шумским, склонившихся над столом, проговорил громким шепотом:

— Корпите, братцы? Бог на помощь!

— А-а, еще один гений! Ну-ка заходи, заходи… Вот кстати!

— Конечно, куда-нибудь сгонять надо, не иначе.

— Отгадал, дружище. Ты у нас — как пророк. В Ригу нужно прокатиться, — пожимая руку, сказал Шумский.

— Конечно, если бы не надо было ехать, разве так бы меня встретили? — смеялся Чупреев.

— Ну что ты, что ты…

— Шучу я. — Чупреев подсел к столу. — Что нового?

— Что нового? Да есть кое-что…

Шумский сел на диван, вынул папиросу и стал разминать табак, рассказывая о допросе Назарчук, поисках аккордеониста и его аресте.

— Да, но, по твоим же словам, Назарчук говорила что у аккордеониста интересная жена, а этот холост, усомнился Чупреев.