Напряжение

Я ему сказала, чтобы больше таких вещей не было. Он обиделся. Но вчера приходил снова ко мне, а я с ним не разговаривала. Он посидел, посидел и ушел. Пусть мучается, их нельзя жалеть. Мама говорит, что мужчинами надо руководить.

Смешно, Маришка, на влюбленного Петра смотреть. Он делает все, что я захочу. А я специально придумываю всякие вещи.

Мама, конечно, знает о нашем романе. Я ей все рассказываю. Папе же мы ничего не говорим, но он догадывается. Но молчит, точно не его дело.

Петька очень хороший, только иногда зазнаётся. У него есть значок ворошиловского стрелка, и он думает, что лучше его никто не стреляет. Я всегда над ним смеюсь, когда он начинает говорить «я» да «я». Живет он в нашем доме, только другая парадная.

Мне он нравится, но я пока не подаю вида, что влюблена в него. А то совсем возомнит о себе.

Заниматься он мне не мешал. Испытания сдала. В табеле у меня два «оч. хор.» — по немецкому и физо, три «уда» — по химии, алгебре и геометрии, а остальные — «хоры».

С будущего года у нас будет десятилетка. В Ленинграде тоже такие школы будут?

Маришка, пришли мне свою карточку. Снимись обязательно в твоем новом платье. А я тебе пришлю свою.

Ну вот, пока все. Ты не сердись за мои короткие письма. Я совсем не умею их писать. Хочется рассказать много, а как только сажусь за стол, все из головы вылетает. До свидания. Не забудь о моей просьбе. Свое фото вышлю тебе в следующем письме. От папы и мамы привет и самые лучшие пожелания.

Целую крепко.

Твоя Зойка.

Марина Гречанова — Зое Бакеевой

Ленинград, 5 сентября 1934 года

Дорогая Зоя!

Вот и начали мы с тобой снова учиться. Только совсем по-разному: ты в школе, а я в ФЗУ. Нам теперь все говорят, что мы — рабочий класс. Интересно, правда? А ты — интеллигенция. Но это нам не помешает дружить. Как ты думаешь?

Ты спросишь, конечно, довольна ли я? Сто раз отвечу «да». Правда, я всего здесь пять дней, но мне нравится наше ФЗУ. Оно напоминает сразу и школу, и завод. Занимаемся в классе, потихоньку знакомимся с производством. Заводище такой большой — цеха, цеха, цеха. У нас уже была общая экскурсия. Мы посмотрели все: как плавится металл, как он застывает в формах, потом обрабатывается и превращается в самые различные предметы. Может быть шестеренка, вал для трактора — все, что захочешь. Есть цех, где выпускают кастрюли. Такой формы, как была у вас, — с одной ручкой. Никогда не думала, что поступлю на завод, где делают эти кастрюли. Только эмалью их покрывают в другом месте, возят куда-то.

Да, Зойка, я тебе не написала, что живу сейчас, в общежитии при заводе. В комнате нас пять девушек. Пока не ссоримся.

Тебе покажется неожиданным и, может быть, даже легкомысленным этот шаг. Нет, я все обдумала. Конечно, лучшей семьи, чем семья дяди Паши, нельзя себе представить. Дружная, жизнерадостная. Я ни разу не заметила, чтобы кто-нибудь на кого-нибудь кричал, ругался. Сам дядя Паша просто изумительный человек. Настоящий большевик.

Пришла я как-то домой, смотрю, у нас сидит какой-то незнакомый мужчина. Одет неважно, лицо усталое, мрачное. Тетя Сима — на кухне, ребят не было дома, а дядя Паша должен был вот-вот прийти с работы. Я даже подумала, что мужчина не туда попал, и спросила его, кого он ждет. Оказалось, Павла Евгеньевича.

«Вы дочка его будете?» — спрашивает меня. «Нет, — отвечаю, — знакомая. А вы?» — «Тоже вроде как знакомый».

Тут входит дядя Паша. Как увидел гостя, подошел, руку ему протянул, спросил, как дела.

Василий Тимофеевич (так звали гостя) вскочил, обрадовался. «Хорошо, — говорит, — лучше всех. В гараже работаю. Жинку приискал».

Дядя Паша — к шкафчику. Достал бутылку с тминной (он всегда ее для гостей бережет) и к столу.

«Вот это, — говорит, — дело. Давай по рюмочке, а потом пообедаем».

Тот отказывается. Но потом тетя Сима пришла, и мы все стали обедать. Дядя Паша все расспрашивает, как на работе, да кто его жена, что делает.

Когда встали из-за стола, Василий Тимофеевич вынул деньги и говорит:

«Должок я тебе принес, Павел Евгеньевич. Выручил ты меня здо́рово, спасибо. Надо рассчитываться».

Дядя Паша поморщился, сказал, что не торопит и может подождать, а потом попросил показать расчетный листок. Повертел бумажку, вернул и согласился взять только 50 рублей, а остальные в следующий раз.

Гость и слышать не желает, а дядя Паша — на своем: «Не хочешь — совсем не возьму». Тому и пришлось согласиться.

Когда он ушел, я спрашиваю: «Кто это приходил? И почему ты от него денег не взял?» Он засмеялся: «Ты не разберешься, старые у нас с ним счеты». И ушел к себе.

А меня любопытство заело: кто же все-таки был у нас? На следующий день пристала к тете Симе, чтобы она мне рассказала о госте. Она меня обняла, посадила на диван. Тут я все и узнала. Оказывается, это был очень известный раньше вор. Его все время ловили. Он отсидит, а потом за старое принимается. Дядя Паша его много лет уже знает.