С полчаса шла перестрелка. Подошли солдаты полка Яковлева. И тогда я со своими спутниками поспешил на его КП. Яковлев устроился со своим КП в лесу, в подземном помещении непонятного назначения. Здесь были сыроватые комнаты, но с удобствами, даже с ваннами.
— Дружище! — вскричал Яковлев, увидев меня. — Да ты молодец. Не задержи ты фрица, дал бы он моему штабу пить.
Эксцентричный Яковлев в дивизии слыл удальцом. Получить от него похвалу мне было лестно.
— По открытому флангу прошли! Ну, молодцы! — хлопнул он меня по плечу. — Ей-богу, комдиву доложу.
Оказывается, мы прошли в стыке между полком Сазонова и Яковлева, как раз там, где немцы пытались просочиться. Не окажись там случайно наша тройка связистов, немцам мог бы удаться их замысел.
В этот день переместился в лес из Диошдьёра командный пункт дивизии. За последнее время, с тех пор как начальником оперотдела стал издерганный, неуравновешенным, боязливый человек — подполковник Юницкий, КП дивизии нередко располагался не в центре между полками, а где-нибудь сбоку, большей частью на самом правом фланге. Получалось так: до правофлангового полка связь приходилось тянуть шесть — семь километров, а до левофлангового — восемнадцать — двадцать. Наш полк наступал левофланговым, кабеля у нас едва набиралось двенадцать километров, вот и приходилось применять смекалку, собирать суррогат, чтобы обеспечить связь.
У Яковлева встретился мне командир кабельной роты Панаско, и я ему рассказал о телефонных линиях — высоковольтной и на маленьких столбиках. Мы с ним договорились, что я использую эти линии для установления связи с Сазоновым.
Мы вновь подключились к телефонной линии и, поглядывая на провода, целы ли, быстрым шагом пошли в полк. Мы торопились: не ушел бы КП Сазонова, а то что сделают без нас Пылаев с Миронычевым? И кабель у них на исходе, и сил не хватит тянуть. А уже наступает вечер. Ползут длинные тени в лесу.
То и дело мы прозванивали линию. Только гул шел по новенькому оцинкованному проводу. Китов, выслушивая нас, радовался и торопил. Больше торопил. Километра два линия служила исправно, а потом у проселочной дороги свернула в лес, где мы вели перестрелку с немцами.
Чтобы соединить эту линию с высоковольтной, пришлось размотать и красный и зеленый трофейный кабель. Высоковольтная линия состояла из проржавевших толстых проводов с подковообразными перемычками для переключения тока через каждые пять — шесть столбов.
Все шло хорошо, слышимость была прекрасная. Проверив всю линию, мы повернули обратно, к бумажной фабрике. Вон ее труба. И к фабрике тоже идут по столбам постоянные провода. Только через шоссейную дорогу перебросили перемычку из кабеля — и работа закончена. Хорошо: вся линия, можно сказать, сделана из подсобных средств, в любой момент при надобности — бросил ее и ушел.
Не в силах побороть радости по случаю успешного окончания работы и завершения такого рискованного путешествия — ведь мы прошли там, где еще не проходил никто из наших, — я позвонил в дивизию. Слышимости почти не было. Мы поняли, что нас подвели железные перемычки на высоковольтной линии. Оставалось одно — сбегать на КП, принести барабан и заменить пролет в пятьсот метров. Уже стемнело. Проводов не видно.
Слышимость была хотя и плохая, но я разобрал, как ругает нас Китов за плохую связь. В это время Егоров, успел сбегать на фабрику и узнать, что КП полка уже ушел вперед. На дороге показался всадник. Я окликнул его, он остановился. Это был инженер полка Васильев, с которым мы вместе приехали в дивизию еще на Украине.
— Твой Пылаев занял нитки у полковых связистов и потянул линию вслед за полковым КП. Я знаю, где новая квартира. Поедем, Ольшанский, со мной, — пригласил Васильев.
Я опустил руки: так хорошо все шло и так плохо все кончилось. Если бы вот эту линию переключить на кабель от Диошдьёра — всю линию со старого положения можно было бы сматывать — вот тебе и резерв. А так… Весь день возились и зря.
— Товарищ лейтенант, сейчас прозвоним провода, найдем свою линию, и обходным путем вы поговорите с Китовым, чтобы апломб, значит, не терять! Так, мол, и так, КП ушел, пока поговорить придется по старой нитке. И авторитет наш цел и дело не пострадает, — высказался Сорокоумов и, надев когти, полез наверх подключаться к проводам. Их по столбам шло несколько — артиллерийские и один дивизионный.
Я с внутренней благодарностью принял предложение Сорокоумова. Васильев слез с коня, чтобы подождать нас.
— Спешить мне некуда, — сказал он, усаживаясь около меня.
— Что ты в Диошдьёре делал? — спросил я.
— Да мины там на повозки укладывал, отчетность начальству отсылал, наше дело саперное такое: в обороне тыкай мины, в наступление — собирай их, считай, кое-когда блиндаж начальству строишь. В общем работа простая. Не то что ваше паучье дело — хуже и канительней его не найти в армии… Ну, а еще я тебе скажу, подруга там у меня хорошая завелась, мадьярочка. Не понимаем друг друга, а говорим, говорим…