Напролом

и кое-как поднялся на ноги. На языке он ощущал сладковатый привкус крови.

– Боже мой! – воскликнула Юля, разглядев его, как следует. – У тебя разодрана щека! Ты весь в крови! Вот сволочи!

Стас потрогал пальцами окровавленную правую щеку и охнул от острой боли.

– Ну вот, Юльчонок, теперь даже не смогу тебя поцеловать по-человечески, – попробовал он пошутить.

– Отведу тебя в травмопункт – тебе надо губу залатать и перевязку сделать!

Стас решительно покачал головой.

– Нет, Юля, никаких травмопунктов! После того, что сегодня случилось с Ломоносовым, лучше нам держаться от них подальше. Зайдешь в травмопункт, а выйдешь оттуда прямиком в обезьянник… Пошли домой, перевяжешь… Ты же вроде на курсы медсестер в своем Нижнем ходила, сама рассказывала… Зашить сможешь?

Девушка невольно рассмеялась:

– Ну, разве что на швейной машинке… Да не надо тут шить – достаточно широким пластырем стянуть и все зарастет и так. До свадьбы заживет! – Видя, что Стас может самостоятельно передвигаться, она немного успокоилась. – Ты сможешь пешком идти, Стасик?

– Смогу. Не у тебя же на закорках я поеду…

* * *

Когда они, выпускники Петербургского университета, приехали два года назад в Мурманск, Стас привел Юлю к себе в старенькую двухкомнатную квартирку, где они с тех пор и жили вместе. Квартира осталась ему от тетки, старшей сестры его матери, одинокой женщины с вечно печальным лицом, которая в восемь лет заменила ему мать. Стасику было пятнадцать, когда тетя Нюра умерла от рака печени и он остался совсем один. Вернее, не совсем. Был у него взрослый наставник, морской офицер, которого он смутно помнил с детских лет, когда еще мама была жива. Он к ним нередко захаживал, и Стасик накрепко запомнил его запах – запах «лажного соленого ветра с моря. Звали того офицера Игорь Васильевич. А фамилия у него была Самородов…

– И что, неужели Самородов сватался к твоей маме? – с нескрываемым интересом спросила Юля, осторожно промыв техническим спиртом рваную рану на правой щеке Стаса. – Молчи! Молчи! – хихикнув, поправилась она. – Сейчас только налеплю пластырь. Потом будешь рассказывать.

Юля нахмурилась, сосредоточенно засопела и, осторожно растянув кончиками пальцев узкую ленту пластыря, наложила ее на рассеченную щеку и разгладила. Его лицо исказилось от боли, но девушка прикрикнула на него:

– Тихо! Терпи! Еще не все!

Стас сидел на стуле лицом к ней, без рубашки, на правом плече багровел свежий вздувшийся рубец от удара бейсбольной битой. Все тело было в синяках и ссадинах. Покончив с губой, Юля присела на корточки, осторожно тронула кончиками пальцев рубец и вынесла вердикт:

– Надо компресс положить. Если травок нет, то сойдет и спирт… Так, говоришь, Самородов сватался к твоей маме?

Она собралась уже встать и отправиться на кухню, но Стас удержал ее за плечи, привлек к себе и усадил на колени. Его глаза заблестели.

Сватался… – тихо ответил он. – Да она не хотела. Вне помню… Я вообще мало что помню. Мне про нее тетка рассказывала. Я же мамы лишился, когда мне восемь лет было… Я тогда мало что соображал…

– А отец? Его ты тоже… – Юля не договорила.

Стас прижался губами к ее рту и стал нежно покусывать верхнюю губу с едва заметным золотистым пушком. Она зажмурила глаза и заулыбалась от удовольствия. Стасик был такой ласковый, нежный… У него перехватило дыхание, когда его левая рука мягко легла на ее высокую грудь и проворные пальцы дотронулись сквозь ткань блузки до набухшего соска.

– Ты же избит до полусмерти, а туда же… – промурлыкала девушка горячим шепотом.

Стас не ответил. Он тесно прижался к девушке всем телом, здоровой рукой торопливо расстегивая пуговки на ее блузке, потом его пальцы пятью змейками проникли внутрь, побежали за спину, нащупали застежки бюстгальтера и умело разъединили крючки и петельки.

Она помогла ему: скинула блузку на пол, а он нетерпеливым порывистым движением сорвал с нее розовый, с ажурной каймой, бюстгальтер и высвободил два тугих гладких полушария. Его влажные губы аккуратно обхватили коричневый сосок, и горячий язык пустился в порывистый танец… Юля застонала от наслаждения – и по всему ее телу пробежала волна дрожи.

– Пойдем, пойдем на кровать, – шепнула она ему в ухо, мимолетно пощекотав языком ушную раковину Она знала, что от такой ласки Стас возбуждался мгновенно.