Напролом

На возглас ответил взрыв нестройных хохотков. Через мгновение маму окружила ватага дядек – их было пять человек. Стаську сразу оттеснили в сторону, а он заплакал и закричал, отчаянно замахав руками и пытаясь прорваться сквозь плотный строй мужских фигур к маме. Но ему не дали. Самый низенький из пятерых схватил его за воротник пальтишка и отшвырнул далеко в сторону, пригрозив:

– Будешь вякать – придушу, щенок!

В голове у Стаськи зашумело: он упал на холодный мокрый асфальт и больно ударился щекой. Его колотило точно в лихорадке. Он теперь боялся приблизиться К стае мужчин и боялся, что они сделают плохо маме… Слезы градом катились у него по щекам.

– Ну что, красуля, кому-то можно, а кому-то нельзя? Ты, как сорока, этому дала, этому дала, а этому не дала… – услышал Стаська тот же голос, который назвал маму «упрямой медсестричкой».

– Смотри: я же тебя предупреждал по-хорошему, но ты, видать, хочешь, чтобы было по-плохому. Ну и будет… Я ведь обещал, а свои обещания я держу. Тебе даже пальтишко не придется снимать – ротиком все сделаешь! И снова раздался взрыв мерзкого хохота. Что было потом, Стаська не понял, но ему было ясно: маме очень неприятно, страшно и больно. Мужчина приблизился к стоящей на коленях маме, а она страшно закричала, зарыдала, начала отбиваться, но двое дядек, которые держали ее за руки, с ней что-то сделали, и ее голос заглох, затих. Над ней склонился Дядька и стал медленно раскачиваться взад-вперед, как вдруг неожиданно издал оглушительный звериный рык. Он отскочил назад и стал разглядывать что-то у себя между ног.

к – Ах ты, сука! Ах ты, тварь! Укусила меня, гадина! Ну, дрянь, ты сама напросилась!

Дядька сунул руку в карман и вытащил что-то блестящее, узкое. Один из тех, кто держал маму за руки, крикнул ему: «Ты что, Мишаня!» – но тот не слушал. Взмахнув рукой с зажатым узким блестящим предметом, он сделал быстрое движение крест-накрест.

– Бежим! – крикнул кто-то, и пятеро мужчин, громко топая ботинками под низким сводом арки, бросились прочь.

Стаська на непослушных отяжелевших ногах медленно подошел поближе. Мама лежала на спине не шевелясь, согнув одну ногу в колене и раскинув руки.

Прямо под подбородком у нее зияла рваная крестообразная дыра, из которой толчками вытекала бурая струя крови.

– Мамочка! – закричал Стаська, упав перед ней на коленки и тормоша ее за плечо. – Мамочка! Вставай!

Но она уже не слышала крика сына. Ее глаза закатились. а по телу пробежала судорога. Стаська поднялся и опрометью бросился к серому кирпичному зданию звать на помощь…

* * *

– Какой ужас, – тихо проговорила Юля, нежно гладя Стаса по плечу. Она уже наложила на рубец от удара бейсбольной битой марлевый компресс, пропитанный горячим настоем шалфея: другой травы она у него в квартире не нашла. – И что, Этих ублюдков так и не нашли?

– Так и не нашли, – жестко проговорил Стас, скрипнув зубами. – Ты все спрашивала, почему наша контора занимается только грязной уголовщиной. Вот потому и занимается, что я этих сволочей готов своими руками придушить… Не хочу, чтобы такие мерзости оставались безнаказанными.

– А что было потом? – Она не знала, как сформулировать свой вопрос: было понятно, что воспоминания об ужасной гибели матери терзают ему душу.

– Потом было следствие. Знаешь, мне же тогда шесть лет было, я ничего не понимал. Много лет спустя тетя Нюра кое-что рассказала. И еще один человек…

– Самородов?

Он покачал головой:

– Нет. Его фамилия была Шкурко. Семен Порфирьевич Шкурко. Он работал следователем в Мурманском управлении внутренних дел и вел то дело, да только ни к чему не привел. Так оно и зависло.

– Почему, Стасик? Неужели не было кроме тебя других свидетелей? Неужели ты никого из них не запомнил? Ты же слышал имя Мишаня!

Он вздохнул и ничего не ответил. В памяти побежали давно забытые картинки…

* * *

Подполковник Шкурко что-то раскопал. Явно раскопал. Стас потом в этом не сомневался. Именно поэтому Семена Порфирьевича и спровадили в девяносто втором на пенсию на три месяца раньше положенного срока – второпях, без соблюдения законной процедуры, выявив какие-то смехотворные процессуальные нарушения в рядовом уголовном деле трехлетней давности, которое он довел до суда. В суде оно не развали– елось, а закончилось обвинительным приговором… От него хотели избавиться как можно быстрее, чтобы он не смог копать дальше и докопаться до самого дна, до разгадки.