Нарбоннский вепрь

Он понял меня и не стал возражать. Прямо из сектора анабиоза капсулы с телами злодеев перенесли в корабельный крематорий. Я пожелала присутствовать на всех этапах, до самого конца. Мне надлежало убедиться, что они мертвы и больше не восстанут. Я всматривалась в лица заклятых врагов родного мне мира и пыталась прочувствовать ауру, исходящую от них. Я не была профессиональным ментатом, как они, но даже лучшие ментаты всегда считали меня "своей", я была тем, кого называют "харизматическая личность", а всякий, кто носит на себе этот божий дар[75], уже наполовину ментат. Если бы я захотела, то стала бы ментатом, — но власть над смертными пленила меня, и я предпочла суетную политику возвышенной науке…

Я не смогла прочувствовать их ауру, а это означало, что жизнь оставила Ульпинов уже после заморозки. Возможно, осознав, что им пришел конец, ересиархи сами приказали себе умереть… они были великими ментатами!

Огонь поглощал их тела, а я стояла и смотрела: неистовое пламя завораживало меня.

— Почему, — вдруг, неожиданно для самой себя, промолвила я, — почему эти люди предпочли страдания и смерть?! Жизнь жестока, но она прекрасна! Зачем они дерзнули бросить вызов властительным богам? Разве они, великие ментаты, не могли провидеть неизбежный свой конец?!

Марс пожал плечами: подобными вопросами не задавался он, ибо ответ был самоочевиден.

— Дьявол овладел их душами.

Да, дьявол… кто же еще! Какая иная сила могла подвигнуть посвященных и просвещенных иереев Содружества, служителей Caput Mundi[76], властителей божественных наук, к тривиальной языческой ереси?! Но почему именно они? Я этого не понимала. Вспоминаю первую лекцию его преосвященства Марка Ульпина, куратора Ордена Сфинкса, которую услышала в Мемноне; мне было двадцать два года тогда. Лекция называлась "Квинтэссенция Божественного мира"… Они понимали! Разумеется, они понимали, где истина лежит… тогда почему? как это случилось? в какой момент чужая дьявольская сила ворвалась в их просвещенные души и поселилась там? почему они ее туда пустили — не верю, что не могли изгнать, ибо даже никчемные рабы, если на то есть воля, способны дьявола изгнать, иначе мир давно уже погиб бы в черной бездне Хаоса…

Марс прав: вселенная пустых вопросов и всего один ответ — sic Fata voluerunt[77].

Я повелела уничтожить даже пепел, оставшийся от них. Его поместили в кислоту и растворили, а кислоту нейтрализовали и выпарили без остатка. Finis![78] Но я не испытала облегчения — ибо, в отличие от бренных тел, осталась кровь, которую они пролили, и этой чужой крови остался целый океан.

Так подоспело утро очередного дня, и я отправилась в Нарбонну. Марс сопровождал меня. На берегу нас ожидала карета, и я с немалым изумлением узрела, что снаружи карета обтянута немейской кожей. На мой безмолвный вопрос Марс отделался кивком. Я села в карету, а он, как то и подобает боевому генералу, поехал рядом на белом коне. Мы двинулись в путь в сопровождении центурии вооруженных до зубов легионеров.

— Что все это означает, Марсий? — строго спросила я.

Он насупился.

— Я не мог написать всего. Ты должна была увидеть это своими глазами.

И я увидела… Мне было с чем сравнить: полгода тому назад я уже ездила этой дорогой.

— …Война не завершилась пленом узурпатора, — говорил Марсий, — она перешла в другую стадию. Неделю тому назад я, втайне от герцогини, провел перепись населения Нарбоннской Галлии. Я не посмел сообщить тебе результаты письмом или по видикону… А сейчас скажу: их осталось немногим более полумиллиона! Ты понимаешь, что это означает?! Нет ни одной семьи, которую не захватила бы война! Я угнал в рабство сто тысяч нарбоннских варваров и столько же погибли. Почти все здоровые мужчины! Остались старцы, женщины да малолетки… Никто не занимается хозяйством, и оно умирает. Если бы не щедрые субсидии твоего правительства, то сразу начался бы голод. Разве какой вольфрамовый рудник способен компенсировать Империи эти затраты?!

— Это мое дело, — сухо заметила я. — Ты воюешь, а правлю я.

— Да, я воюю! Со всеми с ними, — Марс обвел рукой горизонт. — Днем они получают из моих рук хлеб, а ночью убивают моих легионеров. Наступает утро, я провожу расследование и назначаю показательные казни. И снова хлеб, и снова ночь, и снова варвары пытаются убить моих солдат. Ни страх, ни уговоры, ни подачки на них не действуют. Они озлоблены. Они нас ненавидят. Они уже не за свободу бьются — они нам просто мстят! Мстят за отцов, за матерей, за братьев и сестер! И что прикажешь делать? Казнить детей?! Брать в рабство одноруких старцев?! Да кто в Империи их купит? Везти туда дороже встанет! То есть гораздо проще убивать. А кто тогда останется?.. Я знаешь что тебе скажу, моя богиня: так нельзя! Тебе придется или оставить их в покое, или уничтожить всех. Я бы второе выбрал. Земля Нарбоннии богата, плодоносна и обширна. Устрой наш экзархат, и пусть трудолюбивые акриты займут места мятежных галлов…

— Я не могу. Разве забыл ты, Марс, я обещала Круну пощадить его страну…

Он рассмеялся смехом, который заставил меня вздрогнуть.