Нарбоннский вепрь

— На этот счет у Вергилия — это в Старом Риме был такой мыслитель и поэт — есть примечательная фраза. Запомни ее: "Dolus an virtus quis in hoste requirat?" — "Кто станет разбирать между хитростью и доблестью, имея дело с врагом?".

— Юстина посоветовала мне предпочесть секиру палача вашим услугам, — внимательно глядя на Ульпина, сказал принц.

Его слова нисколько не смутили Януария.

— Мы тебя сразу предупредили, кто мы такие и чего можно от нас ждать. Помнишь, что ты нам тогда ответил? Ты передумал?

— Нет… Я о другом. Хитрить с врагами — одно дело, а с друзьями… Мне никогда еще не приходилось обманывать друзей!

— А ты их не обманывал.

— Но я-то знаю правду, а они — не знают!

— Верно. Если б они знали, ты сейчас не со мной бы разговаривал, а со своим Вотаном. Это во-первых. А во-вторых, если ты не рад, что мы тебя спасли, ты в любое время волен сдаться герцогу… то есть Софии, и исправить нашу ошибку!

Варг в ответ молча протянул Януарию письмо.

***

Письмо: герцог Крун Нарбоннский — принцу Варгу, в замок Эльсинор

Сын!

Это мое последнее слово к тебе. Не чаял я его произносить. Придется.

Не буду лгать тебе, и в том клянусь я памятью твоей матери Хельги. Полагаю, это единственное, что нас еще объединяет.

Хочу открыть тебе мою тайну. Я умираю от язвы в желудке. Мне остался год, самое большее. Скорее всего, я умру намного раньше: ты мне поможешь умереть. Об этой тайне знают Кримхильда, София и лекари, которые живут в моем дворце под видом миссионеров. Меня можно было спасти еще месяц тому назад, но для этого пришлось бы снова ехать к амореям. Я отказался ехать, так как знал, что на тебя оставить государство не могу. Теперь я понимаю, что ошибся. В другом ошибся: я должен был казнить тебя, тогда бы и уехал!

Я поступил, как плохой отец, как слабый государь, и боги слабости мне не простили.

Не буду уговаривать тебя отдать Ульпинов. Знаю, не отдашь, особенно теперь, когда обязан этим тварям жизнью. Вот кто твои друзья отныне: ублюдки, которые сыграть решили на святых чувствах нашего народа. Даже княгиня София не представляла, что им достанет выдумки устроить подлый балаган с нашим вчерашним богом!

Ладно. Тебе выбирать, в чьей компании губить свою душу. Я не об этом. После моей смерти Кримхильда станет герцогиней, это решено. Но прежде я обязан довершить несделанное — избавить государство от тебя. Иначе ты утопишь мой народ в крови. Ясное дело, твои друзья Ульпины помогут тебе назвать это иначе. Ты назовешь это битвой за свободу, освободительной войной, местью проклятым оккупантам… мало ли как назвать можно! Но суть останется: ты будешь драться за свое до последнего нарбоннца, упрямец и гордец безумный!

Вот почему я, отец твой и покамест господин, приказываю тебе самому явиться ко мне в Нарбонну и принять смерть, которую ты заслужил и которая единственная может положить конец страданиям народа.

Я знаю, ты не явишься на казнь. Твои друзья Ульпины скажут много умных слов о долге, о свободе, об интригах вероломных амореев. И ты останешься за стенами Эльсинора, как трусливый заяц прячется в норе!

Так вот, я вызываю тебя, сын, на смертный поединок. Завтра в полдень жду тебя на поле Регинлейв. Я стар, я слаб, я умираю, и у тебя есть шанс. Не трусь, а приходи. Но если есть на свете справедливость, то боги подсобят мне перед смертью погубить того, кого я породил.

А если ты и этот вызов мой не примешь, я прокляну тебя при всем народе и затем отправлюсь сам к тебе, к Эльсинору, с надежным войском, и с тобой покончу. На то, что я умру до того срока, не надейся: нарочно не умру!

Друзьям своим Ульпинам можешь передать: пусть не стараются, ни я, ни верные мне люди их привидений больше не боятся. София объяснила нам, как отличать дурное чародейство от истинных вещей.

И кстати, о Софии. Она — мой самый лучший друг. Она — единственная, кто понимает до конца меня. Я не устаю дивиться благородству этой женщины. Ей ничего не стоит объявить Нарбоннию мятежным краем и выиграть на этом. Как тебе известно, в Империи воинственные люди пользуются высшим спросом. А мы нынче слабы, как никогда, да ты еще междоусобицу затеял. По-моему, одной когорты легионеров хватит, чтобы уничтожить наше государство и сотворить тут экзархат Империи — на веки вечные! Но София, из нашей с нею дружбы, еще пытается устроить дело миром.

Наверное, я это зря бумагу порчу. Ты глух к словам рассудка. Поэтому я повторяю: вернись в Нарбонну и прими положенную казнь. Или приходи на поле Регинлейв в завтрашний полдень. А не придешь, я прокляну тебя и сам к тебе приду. И буду с тобой драться, пока ты не погибнешь.

Я сказал.

Писано в Нарбонне двадцать второго апреля Сто сорок восьмого Года Кракена, на рассвете.

***

Из дневниковых записей Януария Ульпина

…Принц молчаливо ждал, когда мой отец закончит чтение письма. Я тоже был безмолвен, ибо не привык высказываться прежде отца.

— Великолепно, — отметил отец, — просто великолепный опус! В этом письме София превзошла саму себя!

Принц с удивлением воззрился на отца.

— София? Она-то здесь причем?!